Книга Половина пути, страница 140 – Юля Тихая

В его огромных руках член выглядел не таким уж и пугающим. Он красивый, на самом деле, нежная красноватая головка, ровный ствол, тугие вены. Светлые кудряшки. И то, как Брент коротко трогал себя, прижмуриваясь, было неожиданно возбуждающим. Вообще всё было возбуждающим: его дыхание, его запах, тепло его тела и даже то, как он торопливо разбирался с защитой.

— Светленький… — пискнула Ольша.

Она привыкла к другим презервативам, из жёлто-оранжевой резины, в бумажных квадратах с зелёными буквами. Военным их выдавали раз в месяц длинными лентами, которые солдаты язвительно звали «патронташами».

— Румские, — чуть смутился Брент. — Они потоньше.

И Ольша важно кивнула, как будто это о чём-то ей говорило. В горле пересохло. Она так и не сняла платья, но под ним уже ничего не было — ничего, кроме отчаянно чувствительного разгорячённого тела, и Брент смотрел на неё выжидающе, а от него, кажется, калился воздух вокруг.

Ольша робко тронула пальцами член. На ощупь презервативы тоже были немного другие, мягче и не скрипучие. Провела рукой вверх-вниз, вырвав из Брента хриплый вздох и жадное движение бёдрами вверх. Приподнялась на коленях…

Ему пришлось немного ей помочь, придержать и направить. Ольша то судорожно распахивала рот, то кусала губы: очень туго, очень жарко. И немножко страшно, но Брент сцеловывал это страх, отгонял от неё. Странно даже представить, что в этом огромном мощном мужчине может быть столько ласки.

Она расслаблялась, и тело расслаблялось тоже, подстраиваясь и раскрываясь. Потрясающее чувство наполненности уступало место азарту и жадности, и Ольша задвигалась: сперва совсем медленно и осторожно, потом смелее, резче, так, чтобы каждый раз ловить искру.

Брент подкатил глаза и тихо выругался.

— Отклонись немного…

Она так и смотрела ему в лицо, связанная с ним накрепко и загипнотизированная. Откинулась назад, оперевшись на его руки. По телу прокатилась волна дрожи, и сдерживаться стало невозможно. Ольша вся состояла, кажется, из ощущений, из тягучего пламени внутри, из почти болезненного чувства к своему мужчине, из желания дарить, из желания сорваться с ним в пропасть, из взаимной тяги, из нежности, из жажды…

Пружина внутри скручивалась, по венам текла лава, и это было нестерпимо, невыносимо, восхитительно — но слишком много, как будто она разогналась на лестнице и теперь летит вниз, чтобы разбить нос об пол. И Ольша, не выдержав, замерла. Потянулась за поцелуем, прижалась к его груди, вслушиваясь в тарахтящее сердце. Снова задвигалась, наслаждаясь тяжестью его рук на талии, а потом обвила руками его шею, потёрлась носом о шрам.

Может быть, он хотел бы иначе, быстрее и жёстче. Но Брент не торопил её, только немного подавался навстречу и целовал, то оглушающе жарко, то медленно и нежно. И когда Ольша совсем растаяла от его ласки, спросил хрипло:

— Устала?

— Хочу… чтобы ты…

— О, не переживай.

Он подтолкнул её наверх, Ольша подхватила, и Брент зажмурился, откинул назад голову, — и кончил всего за несколько движений, так быстро, что она не сразу поняла, что случилось. И они смотрели друг другу в глаза, раскрасневшиеся, потные, одуревшие и почему-то растерянные.

— Ты потрясающая, — выдохнул Брент.

— Нет, ты…