Книга Половина пути, страница 143 – Юля Тихая

Последние два дня пути ящеру пришлось потрудиться, да и Ольше тоже: Брент торопился, они работали с раннего утра и до темноты, и на обед останавливались совсем коротко. Бренту конструкция давалась даже тяжелее, чем Ольше, и к вечеру на него было грустно смотреть. Но он всё равно находил где-то силы на короткие прогулки, показал Ольше трёхсотлетний дуб и музей шляп (он оказался заколочен, но в витрине можно было разглядеть шляпу-чайник, шляпу-тетерева и шляпу-водопад), а ещё выбирал приятные места для ужина и подарил ей цветок и крошечного деревянного шитаки. Коробочка воспоминаний в ольшиной сумке постепенно росла: кроме цветов, конфетных фантиков и фигурки в нём была ещё бумажная салфетка со штампом одной из гостиниц, красивый лист, крышка от бутылки и белый треугольник румского презерватива, который Ольша тихонько стащила у Брента из сумки. Всего один! Ему же не жалко?

Бренту вообще мало что было, похоже, жалко. Несмотря на тяжёлую работу и не слишком приятную погоду, он едва не светился. Много шутил, добродушно ворчал, обнимал, гладил, трогал… Ольша была всё время окружена его прикосновениями, то совсем лёгкими, то весомыми, значимыми. В постели они целовались, ласкали друг друга руками, сплетались и растворялись. Странно, но Брент как будто расслабился, отпустил себя и стал позволять себе больше, — и всё, что он себе позволял, Ольше нравилось.

Да и как может не нравиться, когда мужчина смотрит на тебя вот так? С теплом, с восхищением, с очевидным желанием заботиться и беречь. Как может не нравиться, когда он носит на руках, когда приподнимает и придерживает, когда усаживает к себе на колени и обнимает огромными руками. Как могут не нравиться ласки, его пальцы, его губы, отзывчивое тело, жар внутри и собственная до странного разгоревшаяся чувствительность, выгибаться в его руках и засыпать рядом обнажённой…

Может быть, Ольше даже хотелось бы большего. Но Брент всё не торопился брать и вколачиваться, ограничиваясь другими способами сделать друг другу приятно. Вчера Ольша снова попробовала сверху, и получилось жарко, ярко, куда ярче, чем в первый раз, и Брент так заласкал её грудь, что она даже сейчас оставалась чувствительной.

— Ты идёшь?

Ольша вздрогнула, погладила шитаки и поднялась.

Брент попытался забрать у неё мешок, но она не отдала: вот ещё, она не какая-то там нежная девица! Правда, когда он в конке уступил ей место — не возражала.

За окном конки плыли ровные прямоугольные кварталы, и Ольша куснула губу:

— А где они живут? Твои родители?

— Луговая площадь, это на востоке города, рядом с судоремонтным заводом. Отец раньше работал при нём.

— А сейчас?

— У него своя клиника там же, на Луговой.

Ольша кивнула, а сама запереживала ещё больше.

У Брента была хорошая семья, обеспеченная, с репутацией. Собственная клиника — даже если это только один кабинет, а у Ройтуша Лачкого не могло быть всего одного кабинета, он ведь хирург, и с какой-то сложной специализацией, — это серьёзно. Брент рассказывал, что его отец происходил из целой династии медиков, у его деда была практика в столице, он пользовал королевича…

Если Брент действительно хочет познакомить её с ними… их с ней… как он представит? Как контрактную стихийницу, с которой он спит, — по большому счёту шлюху? А если как девушку… она же выглядит, как чучело.