Книга Половина пути, страница 144 – Юля Тихая

— Дома всё просто, не переживай.

Ольша вымученно кивнула. Просто… ему-то, конечно, просто!

В центре нужно было пересесть с одного маршрута на другой, и Ольша, скукожившись под курткой, разглядывала горожанок. Женщины теперь чаще носят штаны и брюки: таких в толпе было никак не меньше половины. Пальто, платки, меховые воротники. Блестящие сапоги и туфли, вон и чистильщик на углу, только ольшины ботинки как ни чисти — а им это не поможет.

Чулки. Юбки. Сумочки и портфели. В ушах — серьги. Даже у продавщицы в рыбной лавке напротив накрашены губы и завиты волосы. Вон, правда, и женщина попроще, в штопаном и с уставшим лицом. Курит трубку, поверх рубашки свисает военный жетон.

А у Брента — приличная семья. У Ольши тоже, но дома…

Тут Ольша, вздрогнув, вытянула шею.

— Это же улица Берманги? Да?

— Вон та, — Брент показал на перекрёсток и показал ладонью направление. — Это Дубравский переулок. А что?

— Главный почтамт — это здесь где-то?

— Да, в двух кварталах.

— Да… хорошо.

Если мама ответила на письмо, она написала туда, в главный почтамт. Ольша сама дала номер этого отделения, потому что не знала, где они остановятся в Воложе. Так что, может быть, там, в двух кварталах, лежит скрученное в рулончик мамино письмо. В котором она, может быть, пишет, что ждёт её дома. Или наоборот: что её визит будет сейчас совсем неуместен.

Или, может быть, и нет там никакого письма.

— Хочешь, дойдём?

— Да нет, нет, не нужно…

— Ты её сейчас съешь.

— Кого?

— Губу. Пойдём.

Брент протянул ей ладонь, и Ольша, чуть помявшись, взялась за неё.

Не может ведь быть, чтобы мама не захотела её видеть? Конечно, Ольша не собиралась жить в родительском доме вечно, но прямо сейчас ей нужна была передышка, крыша над головой, возможность забиться в угол, выдохнуть и порыдать всласть. Она не пропадёт и без этого, но если мама ответит согласием…

Главный почтамт Воложи располагался в богатом белокаменном здании с колоннами. Пол в плитке, стены в зеркалах, а ламп горит только половина, и работает всего два окна из дюжины. К счастью, день был будний, и очередь растянулась всего-то на полчаса с небольшим.

— Должно быть письмо до востребования, — хрипловато сказала Ольша. — На имя Ольши Скади…

Работница протянула на стойку раскрытую ладонь. Ольша недоумённо моргнула.

— Документы ваши? — недовольно напомнила женщина.

— У меня жетон, номер…

— Вам армейской почтой отправляли?

— Н-нет.

— Так документы ваши?

Ольша нахмурилась. Все годы учёбы она писала домой, в отделение до востребования, и получала письма так же, и для этого не требовалось ничего, кроме как назвать имя и расписаться в журнале.

— Есть путевой лист, — наконец, сообразила Ольша. — Это подойдёт?

Женщина неопределённо пожала плечами, но путевой — или, возможно, здоровенный мужик в приличном звании, который держал его в руках, — всё-таки её убедил. Она переписала номер в журнал и только затем наконец поднялась со стула, выдвинула ящик с литерами «СК» и принялась перебирать письма. Тугих бумажных рулончиков там было не меньше нескольких десятков, но женщина сортировала их быстро, отделяя ладонью просмотренные, а Ольша следила за этим, не дыша.

— Четыре лёвки за длительное хранение, — буркнула работница.

Ольша торопливо порылась в кармане и отсчитала монетки, а затем сцапала со стойки туго смотанный рулон. Довольно толстый: мама не поскупилась на длинный лист.