Книга Половина пути, страница 147 – Юля Тихая

Что они подумают? А что здесь можно подумать, ситуация ведь совершенно очевидна: что они с Брентом просто попутно трахаются, вот и всё. И Ольша — очередная случайная девица, распустёха и давалка, спит с мужчиной безо всяких намерений…

Она обняла себя руками, а потом разозлилась. Ну да, они наверняка всё поймут именно так, потому что всё так и есть. Это она, дура, придумала себе какие-то знакомства и романтический флёр, а Брент ничего не имел в виду такого и всегда был с ней честен.

Ольша убеждала себя, что никогда ни на что не надеялась. Всё ведь ясно, не правда ли? Только глупое сердце сбивалось с ритма и кровило.

А Брент тем временем разглядывал комнату с мальчишеской улыбкой, и вот такой, расслабленный и счастливый, выглядел моложе обычного.

— У нас здесь всё просто, — повторил он. — Без церемоний! Ма ещё попробует тебя откормить, а Таль склеить, но это так, не принимай близко к сердцу. Не переживай, тебе здесь понравится!

— Ах ты засранец! Бессовестная ты скотина! Что вот стоило написать заранее, а, а? Я бы енчей хоть накрутила!

Голос у Аннебики Лачки был гренадёрский, да и сама она вся была всё равно что статуя великой воительницы прошлого. Аннебика была лишь на полголовы ниже своего сына, что делало её не просто дылдой, а кандидаткой на какой-нибудь местный рекорд роста. Внушительная, широкоплечая и мускулистая, белобрысая и плосколицая, как и положено тан-жаве, она так стиснула Брента в объятиях, что тот слегка крякнул.

Ещё Аннебика при встрече расплакалась навзрыд, шумно расцеловала Брента в обе щеки, долго трясла руки Ольши и всхлипывала, а потом много суетилась, собирая стол и сокрушаясь, что «в доме нет совсем ничего вкусненького».

По меркам Ольши, «вкусненького» в доме было хоть отбавляй: в многочисленных плошечках масляно блестели соленья, в печи томились овощи с рубленой птицей, а тонко раскатанное белое тесто Аннебика ловко резала ножницами на лапшу. Таль лениво строгал сыр тонкими-тонкими, почти прозрачными ломтиками. Что такое «енчи», Ольша не знала, но и без них стол не выглядел пустым.

На фоне громогласной Аннебики Ройтуш слегка терялся. Он был немного ниже супруги, сухощавый и тихий. Он брился наголо и выглядел всё время немного смущённым. Зато сразу было видно: добродушная широкая улыбка у Брента в отца, у них даже морщинки у глаз собирались одинаково.

— Подумать только!.. — кипела Аннебика. — И эта бестолочь — мой сын!.. А вы кушайте, девочка моя, кушайте, вот ещё грибочки…

— Ани, не смущай барышню.

— А не надо смущаться! Смущаться не надо, надо кушать!

Ольша разулыбалась и послушно подцепила вилкой грибочек.

Нельзя сказать, что Ольша как-то особенно представляла себе родителей Брента. Не было продуманного заранее образа, с которым она заходила бы в этот дом. И всё равно хотелось сказать: они были совсем не такие, как ей думалось.

Они просто были совсем не такие, как Ольша могла представить себе достойную семейную пару.

Всё за этим ужином было неправильно. Начать хотя бы с того, что Аннебика говорила примерно вдвое быстрее и вчетверо больше, чем её муж, — возмутительно и неприлично. В доме Ольши мама всегда сначала устанавливала тишину, в которой все бормотали положенные молитвы, а затем отец рассуждал о погоде и политике или задавал домочадцам какие-нибудь вопросы.