Книга Половина пути, страница 186 – Юля Тихая

— Закрываются?

— Так работает же у тётушки Фру! Это вам через площадь и на Северную улицу свернуть, там сразу за углом.

Из цветочной лавки Брент вышел озадаченным. Он ожидал почему-то, что по меньшей мере несколько месяцев Ольша не станет искать работу: всё-таки, у неё вполне обеспеченная семья, а девушке не помешало бы отлежаться после всего, что с ней случилось. Но, наверное, сильной стихийнице нашли, что предложить, здесь и завод есть всё-таки, мастерские какие-то.

Загадочное «у тётушки Фру» оказалось не мастерской — общественной прачечной. Ольша действительно была там; из темноты образ в хорошо освещённой комнате казался особенно тёплым, будто нагретым солнцем. Ольша водила руками над чанами, видимо, успокаивая воду на ночь и забирая из неё лишнее тепло.

Платье на ней тёмное, Брент никогда толком не видел её в платьях. Руки тонкие… он и забыл уже, какая она хрупкая. Вот Ольша закуталась в платок, влезла в пальто, помахала рукой кому-то невидимому. Толкнула дверь наружу.

Брент окликнул её неуверенно:

— Ольша?

И перехватил букет покрепче. Долгое мгновение Ольша стояла, глядя на Брента безо всякого выражения, а потом вдруг всхлипнула и бросилась ему на шею.

Он приехал. Приехал!

И цветы притащил, пышный объёмный букет, это ведь значит, наверное, что-нибудь? Он приехал — в Садовое! Ему совершенно нечего делать в Садовом. Пахнет одеколоном, и это он чего — уложил волосы, или просто постригся по-новому?

Может же хоть что-нибудь из этого — что-нибудь значить?

Всякая девушка с юности учится читать знаки, мелкие жесты, улыбки и слишком долгие касания и складывать из них намерения и смыслы. Ольша пропустила почти все такие уроки, поэтому, наверное, и видела раньше в брентовой вежливости что-то, чего там не было. За эти недели Ольша успела свыкнуться с собственной ошибкой и объяснить кровоточащему сердцу, что оно само виновато.

Увы, — стоило Бренту появиться в Садовом, и глупое сердце встрепенулось снова. Оно отчаянно хотело греться в его руках, биться чаще, шептать о своей боли и любить, как только может любить сердце после огромного горя.

К счастью, Ольша давно научилась смирять такие порывы. И теперь заставила себя оторваться от Брента раньше, чем объятия стали неприлично долгими. Кашлянула. Поморгала, чтобы загнать слёзы обратно в глаза. Улыбнулась растерянно:

— Привет?

Брент смотрел на неё как-то странно. Ольша попробовала было расшифровать его взгляд, но не справилась: ей чудились в нём то восхищение и жадная нежность, то беспокойство и жалость вперемешку с брезгливостью.

На самом деле, наверное, Бренту просто непривычно было видеть её в нормальной одежде. Штаны и обе дорожные рубашки пришли в полную негодность, от сапог Ольша избавилась с почти мстительным удовлетворением, да и старая куртка теперь висела без дела. За несколько недель в Садовом Ольша сшила себе пару рубашек, купила готовое бельё, чулки и туфли, а пальто и платья ей одолжила мама. Платья были немного великоваты и делали Ольшу бледной до болезненности, но зато она уже успела привыкнуть и к путающимся в ногах юбкам, и придерживать подол на лестнице.

А ему-то — нравится? По крайней мере это уж точно лучше, чем было…

— Я соскучился, — хрипловато сказал Брент.

И притянул её к себе обратно. Потёрся носом о затылок, обнял. Его пальто было распахнуто, и Ольша ткнулась носом в мягкий оранжевый шарф.