Книга Лорд зверей, страница 46 – Джульетт Кросс

— Спасибо. Да. — Когти уже вышли, я спрятала их под водой. Клыки тоже спустились — я утопила лицо, чтобы их не было видно.

Я не собиралась объяснять ей, зачем на самом деле это эфемерное сияние — чтобы заманивать мужчин, а затем убивать.

— Ты говорила на красивом языке, — мягко перевела тему Тесса. — Что именно?

— Это просьба, мольба воде — измениться ради нас и согреть наши замёрзшие тела.

— Дар выше всяких моих мечтаний, — вздохнула она. — Надолго хватит? Мужчины тоже успеют?

Я кивнула:

— Думаю, да. Попросим воду, когда закончим.

— Какая великолепная магия, Джесса. Радоваться бы тебе, что боги дали такой дар.

Я улыбнулась и кивнула, откинула голову и промыла волосы. На самом деле — просто хотела прекратить разговор. Больше не говорить об этом.

Моя семья никогда не гордилась моей магией. Неважно, что мои сёстры тоже виллодены. Именно мой тайный сиренскин сделал меня изгоем — для всех, кроме брата. Слуги меня избегали, дрожали при виде меня. Ни о какой камеристке, как у принцесс водится, речи не шло — словно я в любую минуту могла убивать ради забавы.

Впрочем, может, оно и к лучшему. Я рано стала самостоятельной, научилась делать всё сама. Это одна из причин, почему у меня хватило духу бежать из того мерзкого дома, чтобы найти себе другую жизнь.

С первого же раза, когда кожа вспыхнула и на ней проявились метки сиренскина, мать объяснила: мой дар для одной цели — соблазнять и убивать мужчин. В тот миг меня сделали оружием. И хотя у отца не было врагов в Мородоне, у других светлых фейри они имелись. Он понимал: за меня дадут богатое брачное вознаграждение.

Так и вышло. Лорд Гаэл был богат, и за право «владеть мной в браке» он отсыпал отцу сундуки золота и камней. Уверена, с той ночи, как я сбежала, отец проклинает меня каждый день. И мне плевать. Он меня никогда не любил. Не так, как любил Дрэйдина. Для него существовал только сын. Дочери — всего лишь разменная монета.

Вот почему после смерти Дрэйдина во мне поселился настоящий страх. Он был моим единственным защитником. Стоило ему уйти, я поняла: мои дни сочтены. И не ошиблась.

— Я вернусь к костру, — позвала Тесса, выходя на берег и оборачивая в полотнище себя и Саралин. — Надо поскорее досушить малышку. Не задерживайся.

— Недолго, — отозвалась я и поплыла к дальнему берегу, наслаждаясь тёплым обволакиванием воды.

Тесса оделась, накинула плащ, натянула капюшон, укутала Саралин:

— Оставлю тебе полотнище.

— Сейчас приду, — пообещала я. Халлизел вспорхнула следом за ними.

Мне нужна была минута в одиночестве. В груди проросла странная скорбь — и не вырвать. Дело было не в том, что я потеряла семью, уходя из Мородона, — в том, что у меня её никогда и не было. Кроме брата. А без него я — никто.

Здесь, в клане, я видела, какой должна быть семья. И хотя меня приняли — пока — я и здесь чужая.

— Она назвала это даром, — прошептала я, глядя на руку, наполовину в воде; метки сияли, пульсируя магией.

— Это и есть дар, — ответил шёпоток.

Я вздрогнула и вгляделась в камыши на этом берегу. Чуть над поверхностью воды светились два ярко-зелёных глаза — как первая листва весной.

— Кто ты? — спросила я, ниже уходя в воду — будто это могло спрятать мою наготу.

Наяда плавно скользнула из зарослей. Уши — не с одним, а с тремя отростками, как рыбьи плавники. Волосы цвета крыльев морфо струились лентами, тянулись за ней по воде. Тело светилось и синим, и зелёным, полупрозрачно-люминесцентным под поверхностью. Я не могла не заметить: на её коже — те же узоры, что и на моей. Я видела их и прежде — но каждый раз поражалась, что разделяю их с наядами.