Книга Мой Неидеальный прынц, страница 75 – Наталья Тудаль

— Добро пожаловать в Сердце Империи, льера Мэриэм. Надеюсь, вы готовы предстать перед судом Господа и людей.

Льера Брошка выпрямилась в седле, ее взгляд стал острым и яростным, как у старого боевого орла.

— Готовься, Малахий, — бросила она ему через мое плечо. — Ты привез на суд не овечку. Ты привез фон Тайлоров. А мы сдаваться не привыкли.

Мы въехали в город под любопытными и подозрительными взглядами горожан. Мое сердце бешено колотилось, но я держала голову высоко. Я ехала на войну. И проиграть я не имела права. Потому что где-то там, на этой же дороге, уже мчался ко мне Итан. И я должна была встретить его не на эшафоте, а как хозяйка своего слова и своей судьбы.

Столица встретила нас не вольным воздухом, а плотным кольцом королевской стражи. Никаких особняков. Наш кортеж, не замедляя хода, проследовал прямо ко дворцу, где нас без лишних слов препроводили в так называемые «гостевые покои» в самом глухом, северном крыле.

«Гостевые» — это было сильно сказано. Это были роскошные, но бездушные апартаменты, больше похожие на золоченую клетку. Бархатные шторы, гобелены, мебель из темного дерева — все первоклассно, все начищено до блеска и абсолютно безлико. И за всем этим — двое стражников у каждой двери и решетки на окнах, столь искусно вписанные в орнамент, что их почти не было видно. Но они были.

— Королевская тюрьма, — констатировала льера Брошка, с силой дергая ручку одной из дверей и обнаружив, что она заперта. — Стандартный прием. Создать иллюзию комфорта, чтобы подследственный расслабился и сказал лишнее. Примитивно.

Брат Малахий, наш верный тюремщик, скрылся в своих покоях, обещая «в должное время известить о начале процедур». По сути, нас бросили в эту роскошную яму, чтобы мы сами себя съели от страха и неизвестности.

Первые два дня ушли на то, что я в приватных беседах с Кристиной называла «аудит стрессоустойчивости в условиях изоляции». Льера Брошка, не в силах командовать замком, принялась командовать нашими тремя комнатами. Она переставляла мебель, составляла списки «недостающего» (от дополнительных подсвечников до специального мыла для ее «деликатной кожи») и предъявляла их ничего не выражающим лицам стражников. Это был ее способ сохранить контроль над ситуацией.

Я же занялась тем, что умела лучше всего — анализом и поиском информации. Я изучила нашу «клетку» вдоль и поперек. Акустику (стены были толстые, но слуги, разносящие еду, могли быть источником слухов). Видимость (из одного окна в угловой башне можно было разглядеть внутренний двор, куда выходили окна других флигелей). Я завела блокнот, куда записывала все, что видела и слышала: распорядок дня стражи, имена слуг, обрывки разговоров.

— Ты ведешь дневник наблюдений за поведением приматов в неволе? — поинтересовалась как-то льера Брошка, заглядывая через мое плечо.

— Нечто подобное, — ответила я, помечая, что стражник с родинкой над губой всегда меняет караул на полчаса раньше. — Собираю оперативную информацию. Знание — это не только сила, матушка. Это еще и валюта.

Моим главным источником «валюты» стала еда. Оказалось, повар дворца, маэстро Гильом, был французом в душе и страдал от того, что местная аристократия предпочитала его изыскам пережаренную дичь и густые похлебки. Когда я, попробовав поданный нам ужин, отослала тарелку обратно с Кристиной и вежливой, но подробной рецензией на соус («слишком тяжелый, заглушает вкус фазана, рекомендую добавить каплю лимонного сока и уменьшить количество сливок»), во флигеле случился переполох.