Книга Забираю вас себе!, страница 18 – Тина Солнечная

Когда я вышла из душа, обернувшись в тонкую ткань, не столько закрывающую, сколько подчеркивающую тело, воздух в спальне был уже другим — наполненным ароматами еды и… ожидания.

На маленьком столике у окна — белоснежная скатерть, дымящийся чайник, изящная посуда, тёплый хлеб, что-то фруктовое и сладкое. Всё было накрыто с вниманием, как будто завтракала королева, а не… лже-лея, случайно попавшая в чужое тело.

Но не это привлекло моё внимание.

Он стоял на колене чуть в стороне, у края ковра. Обнажённый по пояс, с опущенной головой, руки свободно лежали на бедрах, но спина — идеально прямая. Слишком идеально. Как у тех, кто давно научился быть послушным, но внутри всё ещё не сдался.

Вот ты где.

Я подошла ближе, сдерживая выражение на лице — почти инстинктивно, потому что тело помнило: слишком мягкое выражение — это слабость. А слабость здесь — это приглашение. Или угроза.

“Так вот как тебя зовут, — подумала я, разглядывая мужчину. — Кайрен.”

Он вздрогнул едва заметно, но голову не поднял.

Кайрен.

Теперь я знала, кто именно отшлёпал меня плетью, а потом срывал свою злость таким сладким способом. Кто загонял меня в безумие наслаждения.

— Ты принёс мне завтрак? — спросила я, подходя ближе.

— Да, Лея, — его голос был низким, но без хрипотцы, как ночью. — Как вы и повелели.

Я не говорила ему приносить еду. Но, похоже, это было частью того, что «лея Таша» делала каждый день.

Я потянулась за чашкой и, не глядя, сказала:

— Встань. Сядь рядом.

Его затылок дрогнул, как будто я ударила не словом, а плетью. Но он подчинился. Встал плавно, красиво, как будто каждое движение — это особый ритуал. Потом сел рядом, не слишком близко, но достаточно, чтобы я чувствовала его присутствие.

Вот и посмотрим, Кайрен, — подумала я, отхлебывая горячий чай. — Кто ты теперь. И кем я стану рядом с тобой.

Я оглядела стол внимательнее. Завтрак был обильным — больше, чем могла бы съесть одна женщина. Фрукты, хрустящий хлеб, сыр, два вида джема… Я подняла бровь, глядя на всё это изобилие, и, откусив виноградину, негромко спросила:

— Ты ел?

Он чуть заметно кивнул:

— Да, Лея.

— Когда? Вчера?

Он не ответил, но в глазах мелькнула тень. Я вздохнула, взяла кусок хлеба, щедро намазала малиновым вареньем — густым, с целыми ягодами, — и протянула ему.

Он замер, словно я предложила не еду, а яд.

— Возьми.

Кайрен медленно поднял руку, взял ломтик за край, не касаясь моих пальцев, и некоторое время вертел его в руках, как будто не понимал, что с ним делать.

Я фыркнула, качнув ногой:

— С плетью ты быстрее разобрался.

Он вздрогнул, и, кажется, в глазах мелькнуло что-то похожее на стыд… или смущение. Только на миг. А потом — решимость. Он откусил. Медленно. С усилием, как будто нарушал запрет.

Я наблюдала за ним, ела сама, наслаждаясь тишиной. Он сидел прямо, не касался еды больше, чем нужно, не делал ни единого лишнего движения. Но был рядом. Тёплый, реальный. И неуловимо настороженный.

Молча ели, как старые любовники после ссоры, как незнакомцы после слишком бурной ночи.

— Хотите, я позову лекаря? — осторожно спросил он, словно боялся, что я вот-вот упаду в обморок.

Я не выдержала.

Улыбка, расплывшаяся на губах, переросла в смешок… а потом в самое настоящее, живое хрюканье от смеха. Неизящное, неожиданное — но такое освобождающее.