Книга Тайна доктора Авроры, страница 154 – Александра Федулаева

Она вздрогнула и покачала головой.

— Нет… Я просто смотрю.

Я не стала спрашивать дальше.

Заиграла музыка, и на дорожку вышли жокеи, публика взорвалась аплодисментами. Лошади блестели, как шёлк, и казались воплощением силы и красоты. Эдит смотрела на них, затаив дыхание, но, как мне показалось, всё равно искала глазами Генри.

Заезд начался стремительно, толпа гудела, дамы вскрикивали, кавалеры спорили. Фелисити хлопала в ладоши, выкрикивая имена фаворитов, леди Агата нервно сжимала веер. Я пыталась увлечь Эдит зрелищем, но её взгляд неизменно возвращался к Генри, который стоял чуть поодаль, сосредоточенный и серьёзный.

Когда лошади промчались мимо финиша и толпа разразилась криками восторга, я вдруг почувствовала холодок тревоги. Эдит взрослеет странным образом — не умом, а сердцем. И это может обернуться бедой.

Перерыв в скачках всегда напоминал мне водоворот: публика, словно разгорячённая толпа на балу, текла во все стороны — кто спешил сделать ставки на следующий заезд, кто искал освежающих напитков, кто, как я, стремился уйти от оглушительного шума. Я обернулась к Генри, заметив, что Эдит занята разговором с леди Агатой и Фелисити. Они оживлённо обсуждали туалеты дам, а сама Эдит то и дело оглядывала ложи, выискивая взглядом герцогиню, о которой говорили весь день.

— Генри, — сказала я тихо, чтобы не привлекать лишнего внимания, — отведи меня, пожалуйста, на конюшни. Я бы хотела взглянуть на лошадей.

Он удивлённо вскинул бровь, но, встретив мой взгляд, кивнул.

— Конечно, Аврора. Это будет приятнее, чем слушать разговоры о моде, — произнёс он с лёгкой усмешкой.

Мы извинились и покинули ложу. Эдит, к моему облегчению, осталась без возражений, едва заметно улыбнувшись, когда Фелисити принялась расспрашивать её о том, какой наряд она считает самым роскошным.

Шум толпы стихал по мере того, как мы шли к рядам стойл, где стояли великолепные животные — гордость владельцев и любимцы публики. Запах свежего сена смешивался с терпким духом лошадей, и я, как всегда, почувствовала особую теплоту, глядя на этих сильных, грациозных созданий.

Некоторые из них приветственно тянули ко мне морды, другие фыркали, нетерпеливо перебирая копытами. Я осторожно коснулась барьера, закрыла глаза и прислушалась к мыслям животных — дар, который я научилась скрывать ото всех, даже от самых близких.

В их сознании звучали простые, ясные чувства: радость движения, благодарность за угощения, доверие к хозяевам. Это всегда трогало меня больше, чем пафосные речи людей. Но вдруг сквозь этот поток света прорезалось тёмное, колкое ощущение — боль.

Я открыла глаза и пошла вдоль стойл, пока не нашла того, кто страдал. Гнедой жеребец, мощный и статный, тревожно переступал ногами. Его тёмные глаза блестели, в них плескалась тревога. Я увидела причину: на задней ноге, чуть выше копыта, краснела глубокая царапина. Рана была свежая, и несколько слепней уже облепили её, раздражая животное.

Я ощутила прилив жалости и негодования — как могли упустить такое?

— Генри, — тихо сказала я, оборачиваясь, — позови, пожалуйста, главного конюха. И хозяина коня тоже.

Он кивнул, мгновенно поняв серьёзность моей просьбы, и поспешил прочь.

Я осталась одна. Осторожно приблизившись к жеребцу, я положила ладонь ему на шею, шепча успокаивающие слова. «Тише, друг. Я вижу твою боль. Всё будет хорошо». Он фыркнул, но перестал дёргаться, словно поверив мне.