Книга Тайна доктора Авроры, страница 191 – Александра Федулаева

Сознание то уплывало, то возвращалось обрывками. Я помнила огни праздника, музыку, толпу. Элла протягивала свечи нуждающимся. А потом — сильная рука, зажимающая мне рот, и резкий, сладковатый запах, от которого темнело в глазах. Я застонала, сжалась, кто-то, нёсший меня, резко дёрнул и перехватил.

— Тихо, птичка, — пророкотал низкий голос где-то над ухом. — Почти прилетели.

Я приоткрыла глаза, но тошнота тут же снова подступила к горлу, и мир закружился, будто я оказалась в бешено вращающейся карусели. Всё вокруг расплывалось: огонь, камень, чьи-то тени. И факелы, их коптящие языки отбрасывали на стены чудовищные тени.

Вскоре я почувствовала, как моё тело осторожно опустили на что-то мягкое. Кровать. Запах старого дерева, сырости и пыли ударил в нос. Я слышала собственное дыхание — прерывистое, сбивчивое. Шаги удалились. Скрипнула дверь, лязгнул засов. Тишина.

Я попыталась поднять руки и тут же наткнулась на жгучую боль в запястьях. Верёвка. Меня связали. Я судорожно вдохнула и зажмурилась, отчаянно стараясь не разрыдаться. Слёзы сейчас были бы только слабостью. Сил не оставалось. Голова кружилась, и я снова провалилась в мутный сон, словно в вязкую яму.

Не знаю, сколько времени прошло. Может, час, а может, целая вечность. Очнулась я от ощущения взгляда. Кто-то был рядом. Я медленно открыла глаза — и в ту же секунду завизжала, срывая голос.

Прямо надо мной склонилось лицо. Лицо, от которого кровь застыла в жилах. Оно было так близко, что я могла разглядеть каждую пору на серой, нездоровой коже, каждый капилляр в глазах, мутных и водянистых. Это был Гарольд Эштон. Тот же разрез глаз, тот же подбородок, те же тонкие губы. Но это был не он, а его жуткая, карнавальная версия.

Я резко дёрнулась назад, но руки, связанные верёвкой, не позволили отодвинуться.

Мужчина отшатнулся, и тут я поняла, что это человек необычного роста. Он спрыгнул с кровати, и я увидела его целиком. Карлик. Тело непропорционально маленькое, но грудная клетка широкая, будто вылепленная из грубого камня. Короткие руки и ноги, движения резкие, цепкие. Лицо — словно пародия на Эштона, искажённое, уродливое. Зубы кривые, редкие, когда он улыбнулся — улыбка показалась звериной.

Я, замирая от ужаса, пыталась окинуть взглядом помещение. Огромная кровать с балдахином, почерневшие от времени гобелены с изображениями сцен охоты, огромный камин, в котором тлело полено, и повсюду… книги. Стопки, груды, горы книг, свитков, пожелтевших бумаг. Они лежали на столе, на полу, на креслах. Воздух был пропитан запахом старой бумаги, чернил и чего-то ещё… металлического, сладковатого.

— Где я? — тихо спросила я, чувствуя, как горло обжигает сухость.

— Дома, милая, — карлик медленно обернулся и снова оскалился. — Скоро это станет твоим домом. Тебе нужно привыкнуть. Мне не нравятся капризные жёны.

Жёны? Меня прошиб ледяной озноб.

— Кто… вы? — голос мой сорвался на хрип.

Карлик не ответил. Он снова вскарабкался на кровать, лёг рядом, и его тяжёлое дыхание обожгло моё лицо. Он наклонился так близко, что я ощутила запах его кожи — резкий, горький, с примесью чего-то железного.

Он не говорил. Он нюхал меня.

Я отшатнулась, насколько позволяли связанные руки, вдавилась в подушки. Горло перехватило криком, но я заставила себя не закричать снова. Паника лишь разожгла бы его интерес. Я видела, как его ноздри раздуваются, как он втягивает запах моих волос, кожи, одежды. В его глазах светился странный, болезненный восторг.