Книга Тайна доктора Авроры, страница 91 – Александра Федулаева

Когда обед закончился и гости начали уходить, Эван подошёл к нам. Я, поддерживаемая лордом Сеймуром, стояла рядом, стараясь сохранять достоинство.

— Поздравляю вас с обещанной судьбой, — сказал он, глядя нам в глаза. — Пусть этот союз будет крепким и принесёт вам обоим спокойствие.

Сеймур сдержанно кивнул, но я заметила, как дрогнула его рука.

— Спасибо, милорд, — ответила я ровно. Всё, что хотелось сказать, осталось где-то глубоко внутри.

Я не помню, как добралась до комнаты. Сняла перчатки, расстегнула платье и отпустила Бетси, обеспокоенно наблюдавшую за мной. Вечер за окнами казался сине-серым, выцветшим, с едва слышным шорохом листвы и тишиной после насыщенного дня.

Устроившись у окна, подтянула колени к груди. Марс куда-то исчез, не выдержав суеты, и его отсутствие особенно остро ощущалось сейчас. На моих коленях лежала салфетка с лавандовым ароматом, взятая со стола. В голове вихрем проносились мысли: бокалы, шёпот, долгие взгляды, поздравления и те несколько слов от него — сдержанные, ровные, но острые, как лезвие. «Поздравляю вас»…

Я не заплакала сразу. Только когда за окном мелькнула какая-то птица, и в комнате что-то чуть качнулось — будто ниточка оборвалась в груди. Тогда я уткнулась лицом в подол и позволила слезам течь, беззвучно и глупо. Я не плакала по отцу, с ним я уже попрощалась. Я плакала по себе. По той части меня, которая, кажется, осталась за тем длинным обеденным столом.

Когда дверь тихо скрипнула, я даже не подняла головы.

— Аврора, — прозвучал голос, полный мягкости, немного хрипловатый. — Можно?

Я обернулась — леди Агата стояла на пороге, не в вечернем платье, а в простом тёмном шёлке, с платком в руках и усталым лицом, в котором светилась тревога. Она вошла и села рядом, не дожидаясь приглашения. Положила руку мне на плечо.

— Ты плачешь не оттого, что согласилась на брак, — сказала она негромко. — А потому что, возможно, сердце твоё хотело другого.

Я не ответила. Только сжала пальцы, будто хотела удержать в ладони что-то невидимое, ускользающее, как тепло.

— Я женщина, дитя моё. И я была молодой. И, может, не такой упрямой, как ты, но тоже знала, каково это — заглушать чувства ради долга, ради чести, ради покоя других, — она усмехнулась, горько. — Ты думаешь, мне не знакомо это выражение — «поздравляю», когда в груди пылает всё, кроме радости?

Она обняла меня, когда я снова всхлипнула. Сухо, осторожно, но по-настоящему.

— Ты поступила правильно, — продолжила она. — Мудро, благородно, решительно. Ты отказалась от чего-то, что могло бы стать... другим. Но я обещаю тебе, Аврора: это не был твой последний шанс на счастье.

Я оторвала лицо от её плеча. Она вытерла мне щёку своим кружевным платком и посмотрела так внимательно, что мне стало тепло — будто кто-то действительно видел меня насквозь, и всё равно не отворачивался.

— У тебя будет ещё весна, — сказала она. — Ты всё равно будешь счастлива. Не сейчас, нескоро может быть, но обязательно. Потому что ты умеешь любить.

Мы долго сидели в тишине, пока за окном не вспыхнула первая звезда. Леди Агата поднялась, поправила платок и сказала перед тем, как уйти:

— А пока… не прячь слёзы. Они признак не слабости, а силы. Верь мне. Я тоже плакала. Но потом — смеялась. И ты будешь.

И я поверила.

Утром третьего дня, после поминального обеда, карета для леди Мэриэн была подана к парадному входу. Кучер терпеливо держал лошадей, а слуги с холодной вежливостью укладывали в экипаж дорожные сундуки. Леди Мэриэн стояла на крыльце в дорожной шляпе с вуалью, сжав перчатки в руке, и разговаривала с Генри.