Книга Брачная афера, или Целительница в бегах, страница 66 – Татьяна Серганова

От возмущения у меня даже дыхание перехватило.

— Но это неправда!

— А кто бы нам поверил? На их стороне власть и деньги. Мне предоставили выбор: либо я отказываюсь от любимого и уезжаю на край мира, либо нас с сестрами ждет быстрый и несправедливый суд. Ты знаешь, что бывает за использование запретной магии? Казнь или ссылка. Я не могла допустить ни того, ни другого, поэтому и попала сюда. У меня почти нет дара и каких-то способностей. Лишь голос… который назвали проклятием.

— Мне очень жаль. Прости, мне не стоило напоминать тебе о прошлом.

— Ты первая за столько времени, кто меня узнал, — едва заметно улыбнулась Лима. — Я уже и забыла это чувство.

— Это ужасно. Обвинить тебя в таком, лишить права петь… мне так жаль, — прошептала я.

— Все в порядке. Я уже привыкла к новой жизни. Мне здесь нравится.

— И ты больше не поешь?

Лима хмыкнула и обвела взглядом свою крохотную квартиру.

— Где мне петь, Миранда? Здесь? Или попросить господина Фореста построить нам небольшой театр?

Она пошутила, а у меня в голове уже начали двигаться шестеренки, прикидывая варианты. Видимо, что-то такое отразилось у меня на лице, потому что Лима ахнула и поспешно затараторила:

— Я пошутила! Миранда Хоуп, даже не думай! Никакого театра! Никаких песен и выступлений! С этой страницей моей жизни покончено! Раз и навсегда!

Конечно же, я ей не поверила.

— Ты уверена?

— Абсолютно! Я больше не хочу петь. Мне нравится моя работа, и точка.

— Ладно, — согласилась я, решив отложить разговор на потом.

Небольшая сцена для выступления нам бы пригодилась, а Лима обладала поистине невероятным голосом. Ее пение точно бы всем понравилось и преобразило тридцать третий форт. Ведь его жители нуждались не только во внешней красоте, но и внутренних изменениях. И для этого идеально подошло бы искусство: художественные выставки, театр и концерты.

Нет, я не собиралась сразу же бежать к Форесту с очередной гениальной идеей, но заметку себе сделала и в план внесла.

А пока нас всех ждало восстановление парка. И там тоже не обошлось без небольших происшествий.

Я уже видела, что на пустыре, который образовался после пожара на месте бывшего парка, чего только ни валялось, чего только ни лежало. Но кроме всего прочего там располагалась стихийная застройка кривыми-косыми, грубо сколоченными сарайчиками. Их понаставили предприимчивые жители соседних домов, которым, конечно же, не понравилась мысль о том, что придется все сносить и наводить порядок.

Они собрались недовольной толпой в сторонке и тихо возмущались несправедливостью. Ведь столько лет сарайчики просуществовали, никому не мешая, наоборот, приносили пользу, а тут явился не пойми кто и все рушит. И ради чего? Какого-то непонятного парка. Собственники косились в нашу сторону, ворчали, но делали все тихо.

А вот те, кто кричал громче всех, никакого отношения к незаконным постройкам не имели. Зато очень хотели выступить.

— Безобразие! Да где это видано, чтобы честных жителей лишали имущества! — раскрасневшись, кричал господин Катс, тот самый местный пьяница, который так любил настойки Бернадет Уилбон.

Круглый, лысый, в уже знакомом сером костюме в крупную синюю клетку, он стоял впереди всех, махал толстым кулачком, сотрясая воздух, и требовал справедливости.

И не только он. Рядом с ним неожиданно оказалась госпожа Присцилла Норген-Таундон. Несмотря на довольно теплую погоду и яркое солнышко, она надела свое облезлое меховое боа и шляпку с длинным пером. Не забыла и про яркий макияж: огромные стрелки, голубые тени, розовые румяна и красную помаду.