Книга Не учите меня, канцлер!, страница 23 – Наталья Варварова

Отрезвление пришло довольно скоро. Нечеловеческая ярость канцлера стихала, и окружающие тоже приходили в себя. Теперь они уже осторожно разглядывали нашу странную пару — блондинку в мужском костюме и в хозяйском кресле. И господина, который возвышался сзади, я уверена, с крайне невозмутимым видом.

Седовласая дама с тонкими хищными губами выбрала себе широкий диванчик с кучей подушек. Два одинаковых мужчины стояли справа и слева, как в карауле.

— Благородная айна Селестина Домари, мать двух балбесов-ларгов, — пророкотал маг у меня в мозгу, в районе мозжечка.

Его зовут Эмре Эйдан. За какие грехи я вспомнила это имя? Ведь вслед за ним вернется все остальное, что было замуровано тяжеленными кирпичами. Я и так-то была не совсем собой. Несколько лет после разрыва не чувствовала вообще ничего… Потом училась этому заново. Постепенно, шаг за шагом. Дружить, проявлять симпатию, влюбляться… А что же будет теперь?

Айна Селестина глядела на меня с чистой, ничем не замутненной ненавистью. Ее мальчики были куда более приветливыми и… игривыми.

Двое сопровождающих не походили на родственников. Юристы, высокопоставленные клерки, — безошибочно определила я.

— Не все семьи успели отреагировать на это… это происшествие. Но юридический клан Зейдан взялся представлять интересы пяти фамилий, — веско заявила госпожа Домари, заметив, что наше внимание сосредоточено на ней.

— Великий ларг, мы ни в коем случае не оспариваем ваше право карать смертью. Лишь нижайше просим разобраться. Это цвет Элидиума, надежда нации, — заговорил клерк справа. Ему не хватало только цилиндра, чтобы выглядеть точь-в-точь, как нотариусы в Аллее.

Еще две дамы занимали стулья чуть позади айны. Каждую из них сопровождал человечек в черном. Что же, в этом обществе не принято, чтобы женщины передвигались по одиночке. Даже если они имели вес и почет.

В отличие от Селестины, они напряженно кивнули мне. Почти синхронно.

Просить канцлера за своих детей пришли матери, несмотря на то, что на Элидиуме мужское слово значило куда больше. Это уже говорило само за себя. Возможно, отцы не желали унижаться. Нет, скорее, не это. Тот Эйдан, которого я помнила, скорее отреагирует на горе, чем станет самоутверждаться за счет поверженных, — тем более что эти семьи ему знакомы, — а уж кто поведает о горе лучше матери…

— Леди Айвори и леди Зарем, если смотреть от стены к окну, — беззвучно пояснил ларг.

— Тайлерин ждет открытия больших игр. Весь Элидиум их ждет. Сегодня же к замку прибудут наши родственники. Бабушки мальчиков, их сестры. Мы все падем на колени у стен и будем умолять, пока теплится надежда сохранить детям жизнь. Прошу вас, не омрачайтке своему народу праздник, не наряжайте восемь первых семей в цвета скорби. Дети совершили ошибку, но кто милосереднее, чем вы, — нараспев выпалила леди Айвори.

Женщина попробовала опуститься на пол, но ей мешала полнота и длинная, чересчур пышная юбка. Клерки бросились ей на помощь, а мне отчаянно захотелось заплакать.

Эйдан махнул, чтобы она вернулась на место.

Бесплотные пальцы снова прошлись от шеи к ключице, намекая, что от меня требовалось сохранять спокойствие.

— Я не способен разделить вашу боль, но и моя сильна, — начал Эйдан. На Элидиуме в верховной касте общались между собой высоким слогом. Я до сих пор привыкала к этой их манере. — Леди Браун приглашена сюда моей личной просьбой. Я отвечаю за нее перед правящим домом Фересии. Более того, эта дама представляет научное сообщество своего мира.