Книга Лекарка поневоле и 25 плохих примет, страница 16 – Ульяна Муратова

— Как ничем? А грудным молоком?

— С молоком лучше повременить хотя бы до утра, — ответила я, снова обратившись к воспоминаниям Ланы. — Оно слишком жирное и может помешать работе антидота и отвара.

Маленький пациент спал, и я осторожно погладила крошечные пальчики, а затем заставила себя убрать руку и улыбнуться:

— Удачи вам. Если станет хуже, обязательно приезжайте. Или можете остаться на ночь у меня.

— Нет. Муж вернётся вечером, а меня нет. Он с ума сойдёт от беспокойства… До свидания. И спасибо, — девушка неловко замялась: — Сколько с меня?

— Десять арчантов за приём и ещё десять за антидот. Выздоравливайте.

Оставив деньги на столе, она ушла, перед выходом из дома отвесив избе поклон. Так суеверные полуденники уваживали духов-покровителей дома, берегущих его от беды, когда Солар спит.

В Эстре́не, стране, где родились Лана и её бабка, кланялись порогу перед тем, как войти в дом. В Лоаре́льской Империи, где я оказалась, делали наоборот — на выходе.

Я только сейчас поняла, какое неуважение оказала дому и семье Рустека вчера, сбежав из-под их крыши на ночь глядя и не отвесив положенного поклона.

Что ж… Видимо, нас ждёт новый раунд противостояния.

Я думала, что староста даст о себе знать почти сразу, но ошиблась.

В блаженном одиночестве прошло пять дней. Я освоила незнакомую конструкцию печки, вспомнила, каково стирать руками и жить без водопровода и канализации. Не медово и не сахарно…

Свою игривую кошатину я поначалу звала Оторвой в честь сорванной с окна занавески и Задирой в честь подранного половичка, но в итоге откликаться она начала исключительно на Шельму. Видимо, по совокупности нанесённого ущерба.

Когда рана поджила, а острая нужда в моих услугах отпала, Шельма показала свой истинный характер, и хромота ей ничуть не помешала.

Созданием она оказалась ласковым и очаровательным, но только когда хотела есть. Когда не хотела — становилась исчадием ада. К счастью, есть она хотела почти всегда, а наевшись до состояния глубокой беременности и временной комы, лежала у меня на коленях, громко мурчала и позволяла гладить розоватое пятнистое пузико, покрытое мягким редким пушком.

В остальные моменты она устанавливала в доме жёсткие порядки. Занавескам категорически запрещалось развеваться на ветру, коврику — шевелить кисточками, травам под потолком — шуршать, связкам грибов — раскачиваться, а мне — ходить в платье с колышущимся подолом. Все виновные в нарушении общественного порядка были, как правило, пойманы, подраны и жестоко покусаны.

С туалетом проблем не возникло — на улице я соорудила ямку с песком, и свои дела Шельма делала преимущественно в неё, периодически накрывая их то ковриком, то пучком трав, то кухонным полотенчиком. Вот такая хозяйственная и аккуратная киса. Обычно результаты регулярных перееданий она яростно закапывала, и в какой-то момент пришлось смириться с тем, что во дворе теперь будет подкоп в столицу или первая в этом мире станция метро.

На зубки Шельма пробовала абсолютно всё, поэтому я начала сомневаться — а о капкан ли она их обломала? Всего за несколько дней она пыталась схарчить чугунную сковородку, угол печки и найденный во дворе камень.

Сначала я всерьёз беспокоилась, чего не хватает в организме кисы, если она жрёт камни, но после нескольких глубоких диагностик пришлось признать, что мозгов. К счастью, отсутствие элементарного инстинкта самосохранения компенсировалось живучестью. Шельма залезла в печку и опалила усы и шерсть на морде; упала в колодец и жалобно мяукала из глубины, суча по воде лапами; нырнула носом в котелок с горячей кашей; стащила огненный пирожок прямо с противня и заглотила его целиком, после чего долго пучила глаза и сипло мявкала, пока я судорожно пыталась понять, как её лечить от ожога желудка.