Книга Лекарка поневоле и 25 плохих примет, страница 17 – Ульяна Муратова

И это всего за пару дней!

Кисины проказы и шалости я принимала стоически, потому что спать она приходила под бочок ко мне и даже обнимала во сне тяжёлыми, пушистыми лапами. За это я готова была простить ей многое, куда больше, чем чужие подпорченные занавески и уничтоженный половичок, который, если быть совсем уж откровенной, сам нарывался своими нахальными кисточками.

Простая деревенская жизнь оказалась на удивление умиротворяющей, и необходимость пользоваться спрятанным в кустах уличным туалетом не особо напрягала. По крайней мере, это был мой личный туалет, и его не мог загадить сосед-алкоголик. Возможно, зимой я запою иначе, но на дворе стояло лето с ласковыми тёплыми ночами, так что я нарекла грубо сколоченную конструкцию бунгалом для раздумий и на этом успокоилась.

Готовить приспособилась по вечерам, после пробуждения, тогда к утру печка успевала остыть.

Вместо завтраков у местных были рассветники, а вместо ужинов — вечерники. Трапезу середины дня полуденники называли обедом, а маги устраивали ужин в районе полуночи. Мы с Шельмой явно не попадали ни под один из этих режимов. Ложились под утро, но ещё затемно, спали до послеобеденного времени, а вечера проводили за делами — я готовила, прибиралась, читала лекарские книги, ухаживала за доставшимся садом и огородом, а киса нападала на сорняки и безжалостно их выкапывала, некоторые даже сгрызала, за что я ласково называла её газонокисилочкой.

И всё бы ничего, однако денег не прибавлялось, а дата очередной оплаты налога неумолимо приближалась, прямо как похмельное утро после корпоратива. Ты ещё танцуешь на столе директора, но где-то глубоко в душе уже знаешь, что через пару часов будет мучительно больно.

Лана верила, что деньги убавляются от того, что их считаешь перед зеркалом, поэтому никогда так не поступала, но, судя по всему, мало соблюдать приметы, надо ещё и задом шевелить и желательно тоже не перед зеркалом.

Продать мне было особо нечего, разве что книги по целительству, но их я пока штудировала, да и расставаться с ними не хотела. За холодильный ларь можно было выручить около тысячи, но как потом без него жить в такой жаре?

Требовалось добраться до города, чтобы найти там покупателя для трав и, возможно, зелий, но идти до него пешком было далеко, да и Шельма не отходила от меня ни на шаг, а выдержать долгую дорогу не смогла бы. Как и я не смогла бы её нести — каким-то образом она умудрилась за несколько дней набрать не меньше двух кило. Я раньше считала, что такое возможно только в качестве новогоднего чуда, но нет.

В общем, проблема дохода встала остро, и я решила, что настало время хорошенько встряхнуть деревенских и собрать с них долги.

Словно почувствовав моё намерение, староста появился на пороге сам. Лицо суровое и недовольное, губы изогнуты коромыслом, а седеющие кудри собраны в хвост. Он постучался в дверь после обеда, когда мы с Шельмой как раз проснулись, наварили ореховки (я), обтёрлись об горячий горшок, чуть не свалив его со стола (она), и занимались методичным истреблением съестных припасов (вдвоём).

— Ланка, я решил дать тебе шанс одуматься, — величественно оповестил меня староста, когда я открыла ему дверь.

От неожиданности я фыркнула так, что непроглоченная каша вырвалась на волю и брызгами легла на смуглое лицо Рустека. В принципе, лучше и не скажешь…