Книга Девичник в космосе, страница 112 – Виктория Серебрянская

То есть, простейшие, вполне вписывающиеся в видовые особенности подопытного организма, мутации без проблем приживались. И даже передавались потомству. А вот то, что старался приживить Фадор, вызывало резкие негативные реакции со стороны подопытных организмов. Организмы очень быстро изнашивались, подопытные гибли. Про воспроизведение мутаций и речи быть не могло. Однако, я снова отвлекся. А ведь собирался записать совершенно не то. Дело в том, что, придя в этот тихий и неудобный уголок, чтобы доверить дневнику свои эмоции и сомнения по поводу Фадора, я нечаянно стал свидетелем одно любопытного разговора.

Чуть дальше по этому коридору находился вечно запертый выход из лаборатории. Хитрая система электронных ключей гарантировала, что никто из находящихся здесь ученых не вскроет дверь. Да и куда идти? Слева от двери находились пустолазные скафандры для открытого космоса, непрозрачно намекающие на то, что атмосферы за мощной дверью нет. А потому, а может быть и для того, чтобы скрывать какие-то темные делишки, здесь было весьма скудное освещение и отсутствовали камеры видеонаблюдения. Приходя заполнять дневник сюда, я всегда приносил с собой крошечный фонарик, который держал в зубах, пока писал.

Сегодня я только и успел найти более-менее удобное место позади мешка с мусором (чтобы в спину ничего не врезалось), как услышал чьи-то шаги в коридоре. От ужаса быть обнаруженным в неположенном месте немногочисленными охранниками лаборатории сердце истерически забилось где-то в горле. А сам я весь покрылся холодным липким потом. Больше всего я переживал за флешку, которую по-прежнему таскал за собой, и за дневник. Себя жаль не было. Мне кажется, я уже успел смириться с тем, что моя жизнь закончится на этом кошмарном обломке мертвой скалы. Но, прежде чем я в панике принялся искать, где бы спрятать свои сокровища, я услышал негромкие голоса:

— И зачем ты меня привел сюда? — скептически поинтересовался первый голос. Я его знал. Он принадлежал самому «пожилому», если так можно выразиться, охраннику, обладателю смуглой и уже покрытой сеточкой первых морщин кожи, и каких-то мертвых, темно-карих глаз.

— Здесь можно без помех поговорить, не опасаясь быть подслушанными, — коротко отозвался второй, мне незнакомый голос. — Наши ученые сюда не ходят, опасаясь подцепить какую-то гадость, — хохотнул он. — Как маленькие дети, ей-богу! Сами же пакуют отходы в герметичные пластиковые контейнеры. Но речь сейчас не об этом. Пейтон, ты слышал, Дуран погиб?

— И что? — равнодушно отозвался тот. По его ответу не было понятно, знает он о гибели идейного вдохновителя исследований в этой лаборатории или нет.

— А то, что финансовый ручеек иссякнет. Без Дурана мы никому не будем нужны. — И помолчав, уже совсем другим тоном добавил: — Не будет больше кораблей с припасами. Ни еды, ни энергоносителей, ни естественно, денег. Сдохнем тут, как крысы в банке.

По ту сторону мешка воцарилась опасливая, настороженная тишина. А я вновь ощутил, как по телу ползет холодный пот. Вот и все. Наша песенка, как говорится, спета. Мы живем до тех пор, пока работают генераторы, дающие тепло и свет, и установки, синтезирующие воду, готовящие нам еду. Как только закончатся энергоносители, мы все умрем. И, как мне кажется, скорее от холода, чем от обезвоживания.