Книга Метка Вечных, страница 3 – Валентина Зайцева

Если честно, сегодняшний день всё же немного отличался от обычного.

Я то и дело почёсывала руку сквозь рукав тёплой кофты, не в силах остановиться. Едкая химия, которой я атаковала свою внезапную татуировку утром, теперь дико зудела и чесалась. Может, и не стоило набрасываться на неё с мочалкой и хлоркой, будто пытаясь оттереть пятно от краски, но тогда я была на грани настоящей паники. Закатав рукав, я украдкой взглянула на метку, надеясь, что она волшебным образом исчезла за время поездки. Может быть, отбеливатель всё же подействовал с задержкой? Но нет. Вокруг красного, раздражённого пятна, которое я сама же и устроила своими попытками стереть татуировку, метка по-прежнему красовалась на своём месте, чёткая и насмешливая.

Я не чувствовала той боли, которую, вероятно, должна была причинить свежая татуировка. Абсолютно ничего не ощущалось, пока я не принялась яростно её сдирать утром. Ощущение было такое, словно она была со мной уже много лет, давно стала частью тела.

Я-то прекрасно знала, как должна выглядеть татуировка на человеческой коже. Я видела сотни, если не тысячи тату на телах, и знала, как чернила со временем приобретают лёгкий сероватый, слегка размытый оттенок по краям, как бы искусно и профессионально их ни нанесли. У меня самой не было ни одной татуировки, но у большинства тел, попадавших на мой стол в морге, они имелись — от маленьких символов до полноценных рукавов.

Эта штука на моей руке была невозможна. Её просто не должно было там быть. По всем законам логики, мне следовало бы мчаться в больницу и требовать объяснений, но что, чёрт возьми, они мне скажут? Посоветуют не баловаться наркотиками или алкоголем, и тогда, глядишь, я не буду просыпаться с татуировками, о которых ничего не помню? Мне бы просто не поверили, если бы я сказала, что пила яблочный сок, смотрела корейские дорамы и легла спать в своей квартире. Решили бы, что я либо напилась до беспамятства и не помню, либо меня опоили в каком-нибудь баре или клубе.

В любом случае, вызвали бы полицию, я написала бы заявление на нескольких листах, и ровным счётом ничего бы не произошло. Никто не пострадал, никто не убит, ничего не украдено, и начинать расследование было попросту не с чего. В лучшем случае, приехали бы проверить мою квартиру на следы взлома. Я уже проверила сама — их не было, дверь заперта, окна целы. Полицейские могли бы только развести руками и уехать, посоветовав быть осторожнее.

Так что же, спрашивается, мне было делать? Взять отгул на работе и сидеть дома? Свернуться калачиком на полу и рыдать без остановки, пока не кончатся слёзы? Вызвать экзорциста и попросить его изгнать демона татуировок?

Я не была из тех, кто плачет и паникует при первых признаках неприятностей. Я считала себя здравомыслящим, рациональным и логичным человеком, способным держать себя в руках. Ещё в медицинском университете я подрабатывала фельдшером на скорой помощи, наматывая километры по ночным вызовам. Я усвоила простой, но действенный принцип «сперва действуй, потом паникуй» от нескольких старших, куда более циничных и бывалых барнаульских парамедиков, повидавших на своём веку всякого.

Те ещё были ребята, надо сказать.

Метод был предельно прост — сначала реши проблему, а уж потом рыдай в подушку, если очень хочется выпустить пар. Не раз и не два я приезжала на вызов, где человек, с которым случилась реальная беда, был в относительном порядке и держался из последних сил, а тот, кто звонил и вызывал скорую, нуждался в помощи куда больше из-за острого приступа паники и истерики.