Книга Король в Чёрном, страница 7 – Валентина Зайцева

Торнеус медленно поднялся с краешка кровати, и матрас скрипнул, освобождённый от его веса. Он направился к выходу размеренным, усталым шагом. Его рука легла на холодную дверную ручку.

— Следи за своими словами рядом с Самиром, умоляю тебя, — произнёс он, не оборачиваясь, и в его голосе прозвучала неподдельная тревога. Он открыл дверь, впуская в комнату полоску тусклого света из коридора, и оставил меня наедине с его напутствием. — Иначе в следующий раз я могу не найти возможности исцелить тебя. Не уверен, что смогу собрать по кусочкам то, что от тебя останется.

Дверь защёлкнулась с глухим щелчком, и я осталась наедине со своими беспокойными мыслями, роящимися в голове, как потревоженный улей. Решила подняться — лежать без дела, предаваясь дурным предчувствиям, не принесёт никакой пользы. Нужно было взять себя в руки и оценить ситуацию. Пододеяльник был угольно-чёрным с изысканным золотым узором дамаск, переливающимся в скудном свете, а простыни под ним, что предсказуемо, тоже оказались чёрными, как воронье крыло.

Самир определённо умел выдерживать стиль, чего уж там. Мрачный, давящий, но при этом какой-то завораживающий в своей последовательности.

С тяжёлым вздохом я осторожно встала на ноги, стараясь не делать резких движений. Меня сразу же предательски закачало, пол поплыл перед глазами, и я судорожно ухватилась за прикроватную тумбочку, чтобы удержать равновесие. Со второй попытки мне это удалось — мир перестал вращаться вокруг меня в безумной карусели.

— Чёрт, Торнеус, недурное зелье ты мне дал, — пробормотала я в пустоту комнаты, чувствуя, как ноги наливаются ватой.

Комната была на удивление просторной, гораздо больше, чем казалось с первого взгляда. Вторая дверь вела, как я мельком заметила, прищурившись, в нечто, похожее на ванную комнату. Напротив кровати висело большое зеркало в причудливой ажурной раме, притягивающее взгляд своей жуткой красотой. Словно стиль модерн подружился с опиумом и провёл совместное время в компании Курчатова и его чертежей, создавая этот шедевр больного воображения. Рама была извилистой, нарочито асимметричной, мрачной и до тревожащей степени странной. С одной стороны зеркала было изображено искажённое лицо, застывшее в беззвучном крике отчаяния и поглощённое цепкими лозами, словно его медленно поглотили корни какого-то хищного дерева.

Я неуверенно подошла к зеркалу, чтобы оценить своё плачевное состояние. Синяки, расцветающие всеми оттенками лилового и жёлтого, множественные ссадины, аккуратная белая повязка на колене. Но, к моему искреннему удивлению, ничего по-настоящему серьёзного — все конечности на месте, кости целы.

Предостережение Торнеуса тревожным эхом отдавалось в моей пульсирующей голове. Владыка Каел жесток и беспощаден. Самир — безумен и непредсказуем. Интерьер поместья Самира красноречиво говорил сам за себя, не нуждаясь в дополнительных пояснениях. Чем дольше я разглядывала окружающее пространство, тем больше находила скрытых фигур и странных, тревожащих изображений смерти и насилия, искусно вплетённых в орнаменты обоев и резьбу мебели. С его извращённым вкусом я, увы, ничего поделать не могла. «Сосредоточься, — строго сказала я себе, стараясь унять дрожь в руках. — Разбирайся с проблемами по очереди. Не пытайся охватить всё сразу». Возможно, в ванной найдётся душ или хотя бы возможность как следует умыться.