Книга Обелиск, страница 78 – Полин Герц

Утро встретило запахом свежего кофе, трещащей головой и пустотой, что оставляет после себя чувство вины. Сев на кровати, Элизабет скинула с себя нагретое за ночь одеяло, рассеяно прошлась ладонью по пустой половине справа и огляделась. Осознание, что она проснулась этажом выше, пришло не сразу. Казалось, что прошедший вечер – лишь дурной сон, но явно опухшее лицо и пересохшее горло лишь подтвердили худшие опасения. Случившееся не было кошмаром, потому что такой ужас мог случиться только наяву.

Нашарив босыми ногами пол, нетвердо встала и побрела в сторону ванной комнаты. Той самой, что еще совсем недавно показала в отражении абсолютное счастье. Сейчас зеркало хотелось сдернуть со стены и разбить о холодный кафель. Раскрошить босыми пятками, чувствуя, как острые осколки впиваются в кожу, позволяя горячей крови разбегаться тонкими ручьями. Крики Уиллиса, швырявшего по углам вещи полгода назад, казались сейчас нежным лепетом, потому что вопли на темном углу в ночи были куда страшнее.

– Элизабет, – донеслось через неплотно прикрытую дверь. – Мне нужна твоя помощь.

– Да-да, конечно, дай мне пару минут, – машинально проговорила она, сжимая пальцами бортики умывальника. – Я сейчас.

– Жду тебя на кухне. – Голос был спокоен. Как всегда, мать его, спокоен. Будто ничего и не случилось.

Ледяная вода окатывала привычными волнами, но она не ощущала, как по телу разбегаются мурашки, будоража кровь, возвращая тело к жизни. Потому что жизни вокруг словно и не существовало. Только блестящая лейка под потолком и она – голая, дрожащая, но не от холода. Позволяя себе захлебываться потоками, пыталась вспомнить, когда именно все пошло к черту. Может, когда она бросила Уиллиса? Или чуть позже, когда купила чертову керосинку? Или потом, когда освещала этой старой лампой лицо человека-без-имени, ворвавшегося в ее жизнь черной птицей, несущей на крыльях самую темную ночь?

Ощупывая заплывшие скулы перед зеркалом, думала, что ботаникам в белых халатах, прятавшим за толстенными стеклами очков крохотные слезящиеся глазенки, давно пора изобрести сказочные машины времени. Вместо дурацких лазеров, вместо идиотской органической пшеницы, вместо устойчивой ко всему, мать ее, плесени. Сядь она сейчас в такую, непременно отмотала бы время на двенадцать часов назад и сделала бы все правильно. Нет, на полгода, и приняла бы другое решение. Или на четверть века и изменила бы вообще все, но придурки с безобразными жидкими бородками и усами, что свисали соплями, так и не придумали ничего лучше велосипеда без седла и педалей. А значит, ей остается только скрючиться в немыслимой позе между рулем и колесом и катиться ко всем чертям.

Когда она вышла на залитую светом кухню, Морс задумчиво вертел в руках большой апельсин. На столе мирно дышали горячим кофе ее смешные чашки: новые он так и не купил, сославшись на то, что эти – соседские, яркие, абсурдные – прекрасно оживляли его стерильно-белую кухню.

– Не могла бы ты почистить его? – указав глазами на фрукт, Роберт протянул руку. Спокойно, плавно, как и все, что делал. Скучным скальпелем полосовал те жалкие остатки самообладания, что таким с трудом ей удалось сохранить, трясясь под ледяной водой.

– Об этой помощи ты говорил? – невесело усмехнувшись, Стоун смерила апельсин взглядом. Но все же взяла. – Я думала, с кожурой ты вполне способен справиться.