Книга Обелиск, страница 80 – Полин Герц

Морс молча изучал стену напротив, сложив руки на груди. Одно из лучших его качеств – умение молчать тогда, когда это нужно. Он молчал, когда она нетерпеливо цокала на приятелей-полицейских, слишком нерасторопно достававших архивы, шипела на медлительных таксистов, орала под дверью Мастерса, убеждая того, что воспаленным швам нужен реальный уход, а не водочный полив. Всегда давал ей волю, а уже потом, вздыхая, учтиво извинялся перед красными от злости копами, оставлял шоферам щедрые чаевые «за неудобства» и быстрой тенью проскальзывал в 3А, чтобы проверить, насколько плохи дела соседа, который ему даже не нравился. Она поджигала, он – тушил. Спокойно, плавно, не только исправлял, но и направлял. По началу она недоверчиво всматривалась в бесстрастное лицо, ища хотя бы маленький изъян, и недовольно фыркая, отворачивалась. И не просто потому, что изъянов не было видно, а потому что понимала – перед ней не одна из тех притворно масок, что неизбежно осыпаются на первый, шестой или двенадцатых месяц. Перед ней был он настоящий. Безупречный.

– Когда мне было шесть, отец пытался меня застрелить, – методично смахивая очистки, спокойно произнесла она. – Мама закрыла меня собой и погибла на месте. Он повесился спустя неделю. Говорят, сошел с ума окончательно, поняв, что натворил. Через месяц умер мой дедушка – не выдержало сердце, и я его не виню, – усмехаясь, шумно втянула воздух. – И меня взял к себе дедушкин партнер по бизнесу. Партнер и лучший друг. Так я и попала к Боузам. А десять лет назад осиротела и Рейчел – родители разбились. И нас осталось трое. – Закончив, осмотрела апельсин. Чище в своей жизни она еще не видела. – Ну, а теперь я одна.

– Элизабет, – еле слышно раздалось у виска. – Ты не одна. – Морс прижал ее к себе так, как умел только он. Крепко, но бережно. – Ты никогда не будешь одна.

Пряча непрошеные слезы, она уткнулась в белую рубашку и закрыла глаза. Знакомый, ставший родным, запах северного моря и далекого леса накрыл с головой, и реальность качнулась назад, оставляя после себя такое необходимое чувство покоя. Не той отупляющей отрешенности, что неизменно ждала на дне бутылки после долгого дня, не холодного равнодушия, приходящего после одной из бешеных истерик. Мир остался прежним: все еще беспокойный, подбрасывающий одну сложную задачку за другой, жестокий и бескомпромиссный. Он ничуть не изменился. Но вот она – да.

– Я испортила твою рубашку, – наконец, проворчала Стоун, окончательно успокоившись. – Простишь ли ты меня?

– Воровство и порча моей одежды, кажется, начали входить у тебя в привычку, – прошептал Морс. – Моя месть будет страшной.

– Обещаешь? – немного оправившись, Элизабет подняла глаза на лукаво улыбающегося мужчину. – Мне нужны гарантии.

– Даю слово, – чмокнув в лоб, Роберт забрал очищенный апельсин и ловко выжал сок в стакан. – Первый этап коварного плана – накормить тебя, и как можно скорее. – Кивнув на стол, он легонько подоткнул ее к тарелкам. – Ешь, пока не остыло.

– Слушаюсь, сэр! – усмехнулась она, отщипывая кусочек булочки. – Я могу рассчитывать на твою компанию?

– Непременно, мисс, – Морс сел рядом и обстоятельно взялся за завтрак, подводя под сложной темой ровную черту.

Это утро она запомнит навсегда. И не потому, что ей было невероятно плохо. Запомнит, потому что сейчас, на светлой кухне, заполненной ароматом теплого хлеба, жареного бекона и свежего сока, даже после «невероятно плохо» ей стало «чертовски хорошо».