Книга Обелиск, страница 75 – Полин Герц

Выпустив прядку, будто случайно скрывающую швы у виска, взглянула на часы – успела. И не просто успела: в запасе было добрых пять минут, но отчего-то хотелось, чтобы они прошли как можно скорее. Неуступчивую стрелку хотелось подтолкнуть, сокращая чертовы пять минут до встречи со спокойными голубыми глазами, искрящимися в темноте далекими холодными льдинами. Как айсберг скрывал большую свою часть под водой, так и Морс хранил самое важное в глубине: прятал от всего мира ласковую улыбку и нежные руки, теплое дыхание и горящее сердце. Держал в тайне, оставляя это только для нее. К такому не опаздывают. К такому спешат навстречу. Летят, обгоняя время, сбиваясь с ритма и теряя слова.

Нетерпеливо дернув на себя ручку, нервно сглотнула, перешагивая порог. И тут же столкнулась с черным силуэтом: он стоял с поднятой рукой, готовясь постучать.

Они оба вышли вовремя.

– Позволь выразить свое восхищение, – отступив на шаг, он оглядел ее с головы до ног. – Это определенно стоит лекции и даже драки, свидетелем которой мне, вероятно, предстоит стать.

Обычно в ее арсенале, готовые к любой банальности, лежали с полсотни колких шуток, мигом ставящих незадачливого Ромео на место, но сейчас склад с ними горел синим пламенем. Не найдя ничего, кроме пунцовых щек, она захлопнула рот, дверь, и взяла его под локоть.

– Машина снаружи. Думаю, мистер Стерн уже на месте, – ровно продолжил он. – Вечер ждет, Элизабет.

Слова по-прежнему упорно отказывались срываться с губ – осталось только выдохнуть и проследовать в вечер, держа под руку человека, перевернувшего ее мир с ног на голову.

Нет.

Не так.

Вернувшего мир на место.

Потому что более правильно она себя не чувствовала, кажется, никогда.

В книжной лавке «Брукс и Хоббс» было на удивление многолюдно: чертов Стерн явно готовил эту лекцию не одну неделю. И, раз уж неприкосновенные запасы бурбона были вскрыты, вечер имел куда большее значение, чем обычно.

Ловко смахнув с полки два бокала с янтарной жидкостью, Морс, сохраняя свою восхитительную невозмутимость, протянул ей один.

– Надеюсь, что бурбон действительно стоящий. Будь моя воля, – прошептал он в покрасневшее от смущения ухо. – Я бы отвел тебя в более достойное такого туалета место.

– Ты нарочно это делаешь? – прохрипела она, не в силах поднять глаза. – Мстишь мне за сорванный вечер с пастой и вином и сводишь с ума, да?

– Таков был первоначальный план, – проведя теплой рукой вниз по позвоночнику, он остановился на ее талии. – Но ты настолько хороша, что я, кажется, попался в свою же ловушку.

– Выходит, мы оба проиграли, да? – Она продолжила смотреть вперед, наблюдая, как пожилой хозяин аккуратно ставит на импровизированную сцену кресло для Стерна.

– Мне приятнее думать, что мы оба выиграли, – понизив голос, ответил он. – И будет еще приятнее, если мы вообще перестанем играть, как считаешь?

Тому, кто с такой легкостью выигрывал раз за разом, будь то спор, где завтракать, в какой участок ехать, кого опрашивать и какую больницу посещать, говорить подобное и правда было легче легкого. Но он всегда оказывался прав. Не изменяя традициям, был прав и сейчас. С того вечера, как 2В и 4В неуловимым образом слились в одну прекрасную обитель, с тех пор, как они, не сговариваясь, приняли неизбежное, игры действительно остались в прошлом. Он понял это еще тогда, собирая фарфоровые осколки с пола. Она же, будучи непроходимой кретинкой, пришла к этой простой мысли только сейчас. И теперь ей оставалось только кивнуть, опуская знамена, разрывая их в клочья и сжигая. На этот раз и правда навсегда.