Книга Исключительное право Адель Фабер, страница 193 – Юлия Арниева

— Это абсолютно правильное решение, мадам, — спокойно сказал он, и в его голосе не дрогнула ни одна нотка. — Не беспокойтесь ни о чем — я прослежу, чтобы все дела в поместье шли своим чередом.

— Я нисколько в этом не сомневаюсь, — ответила я, чувствуя легкий укол досады от его показного спокойствия и равнодушия.

— И… — он ненадолго замолчал, словно подбирая слова, — берегите себя, Адель.

В его голосе прозвучала такая искренняя нежность и забота, что у меня буквально перехватило дыхание. Я только молча кивнула, не доверяя своему голосу, и поспешила уйти, пока он не заметил, как предательски вспыхнули мои щеки.

Поездка на воды с мадам Мелвой растянулась на целый месяц — месяц томительного ожидания и внутренней борьбы. Минеральные источники в курортном городке Бельмонте действительно оказались целебными — с каждым днем моя бывшая свекровь словно оживала на глазах, румянец возвращался на ее щеки, а движения становились увереннее. Я радовалась за нее, но одновременно чувствовала, как мое сердце разрывается от тоски. Если тело мадам Мелвы восстанавливалось, то мои мысли день ото дня становились все более запутанными, словно клубок пряжи, который никак не удается распутать.

Каждый вечер я сидела на террасе нашего номера с видом на горы, и мне казалось, что эти величественные вершины смеются над моим одиночеством. Я думала о поместье, представляла знакомые аллеи, слышала мысленно ржание лошадей. Как там дела? Как чувствуют себя мои красавцы после триумфа в столице? Но неизменно, словно магнитом, мои размышления притягивало к одному-единственному человеку — к Ригану.

Как оказалось, мне его очень не хватало! Что он делает сейчас? Стоит ли у окна своей комнаты, глядя на ту же луну, что и я? Скучает ли по нашим вечерним беседам так же, как скучаю я? Или его жизнь спокойно течет своим чередом, и я — лишь далекая тень в его памяти? Эти мысли жгли меня изнутри, заставляя ворочаться по ночам и просыпаться с тяжелым сердцем.

Письма из поместья приходили регулярно, и каждый раз, видя знакомый почерк на конвертах, мое сердце замирало в надежде. Себастьян Мориц аккуратно докладывал о финансовых делах, мастер Жером с воодушевлением рассказывал о лошадях, Марта делилась новостями о хозяйстве, словно стараясь сохранить для меня каждую мелочь домашней жизни. Но от Ригана не было ни строчки, ни единого слова! И это молчание пожирало меня изнутри, терзало больше, чем я готова была признать даже самой себе.

— Дорогая, ты выглядишь совсем измученной, — заметила мадам Мелва однажды утром за завтраком, и в ее голосе звучала материнская тревога. — Не томит ли тебя тоска по дому?

Я взглянула на нее и почувствовала, как подступают слезы. Как объяснить ей, что неожиданно для самой себя я поняла, что тоскую не столько по дому, сколько по одному человеку, который может даже не помнить о моем существовании?

— Немного, — солгала я, намазывая медом булочку. — Просто привыкла к активной жизни, а здесь все так размеренно и спокойно.

— Размеренность тоже имеет свою ценность, — мудро заметила она, но я видела, что мое состояние беспокоит ее. Ее глаза изучали мое лицо с пронзительной внимательностью, словно пытаясь прочесть написанную на нем правду.

Наконец, когда доктор объявил мадам Мелву полностью выздоровевшей, мы отправились в обратный путь. Дорога показалась мне нескончаемо долгой, несмотря на то, что мадам Мелва была полна энергии и с воодушевлением строила планы по улучшению своего поместья. Я кивала, улыбалась, но мысли мои метались, как птицы в клетке. Скоро я увижу его. Скоро.