Книга Любовь и лёд. Книга 2, страница 52 – Ирмата Арьяр

Эбигайл ахнула, свела бедра, но ее тело, уже приученное к ласкам, отозвалось мгновенным удовольствием.

— Да, — шепнула она сквозь тихий стон, не раздумывая, забыв о всех своих злых словах и мыслях о мучавшем принцессу императоре, забыв о своем ужасе перед ним, забыв о судьбе своей предшественницы. Зачерпнула ложечкой преподнесенный на подушечке розовый десерт, причем, поднесенный к столу прежде всех блюд трапезы, проглотила и облизала серебро с нарочитой дерзостью. И тут же покраснела, как маков цвет, испугавшись собственного бесстыдства. — Но вы же не поступите со мной, как с леди Марцелой, мой император?

— Конечно, нет, не бойся. Ты — моя фаворитка, любимая женщина, а с любимыми я не поступаю так, как с глупыми наложницами, возомнившими себя императрицами. Ты — сама скромность, само очарование, моя прелесть, — Алэр поцеловал ее руку выше запястья, слегка отодвинув рукав — по этикету, самый интимный из дозволенных на публике поцелуев, когда речь не о новобрачных. И раскрыл снежный портал.

Нет, император не лгал. Так, в точности так, как с Марцелой, он с этой девушкой не поступит. Все будет иначе хотя бы потому, что цель на этот раз у Алэра другая.

Двое суток ушли на подготовку.

Он увел Эбигайл в один из своих тайных домов-подснежников, о которых не знала ни одна живая душа. За их сохранностью следили снегурочки, они и прислуживали Алэру и его игрушке.

Он не тронул ее девственность.

Зато все остальное потрогал за двое суток везде, во всех позах.

И не мог остановиться. Слишком манило его давно забытое тепло настоящего человеческого девичьего тела, какое может таиться только в той, кто не знал магии. То сердечное тепло, которое горит вместо магического в человеческих сосудах. То, которое греет жарче, проникновеннее, дольше любой магии, если женщина влюблена.

С Марцелой у него так и не дошло до тела. Темно-рыжую дочь какого-то гардарунтского барона император собирался брать с толком и расстановкой, с подробной записью происходящего и впоследствии с показом в магическом зеркале упрямой невесте (характером оказалась вся в Роберта, дрянь!). Если бы фрейлина его не разозлила, была бы еще жива…

А светло-рыжую Эбигайл он брал (в пределах дозволенного, конечно) с чувством.

Во-первых, с чувством досады. Самое большее он позволить себе не мог, пришлось ставить магический ограничитель, не позволявший углубиться и превратить девушку в женщину одним толчком.

Но зато Алэр познакомил пылкую девственницу-фаворитку со всеми иными способами любовной близости. И чувство удовлетворения он тоже испытал многажды, несмотря на неумелость любовницы.

Более того, лаская и обучая доверчиво льнущую к нему наивную рыжую мышку с упругими грудями, мягкими ладонями и нежным язычком, он испытал даже давно забытое чувство нежности.

И чувство легкой грусти, когда пришел срок расплаты с Темным владыкой.

И напоследок, уже после того, как принес девушку порталом в указанное Азархартом место, в проклятую долину, — некое непонятное, неприятное, саднящее чувство, которое с натяжкой можно назвать угрызением совести, если бы оно не исчезло в тот же миг. Этот намек рассеялся как не было — от одной только мысли, одного воспоминания о той дани темным, которую он, император Алэр, платит ради сохранения в неприкосновенности всего Севера и его синей магии.