Онлайн книга «Там, где нас нет»
|
Начал расспрашивать Ульриха о состоянии его тела — как он дошёл до жизни такой, но ничего кроме истерики не получил. Умирать он больше не пытался, но ушёл в себя и возвращаться не хотел ни в какую. Я перепробовал все мои способы общения с ним: вращал под звёздами, прокачивал энергию — добился только собственного потускнения, даже Улька стал светиться ярче, звал, уговаривал, даже опять командовал по-немецки, отстранялся до полной его невидимости — нет ответа. Последнее, что мне пришло в голову — это попробовать сжимать и разжимать шарик Ульриха своим отростком. Сначала получилось начать постепенно сжимать шарик и чем меньше он становился, тем ярче был его свет. Сжать удалось до яркой светящейся точки. По связи не доносилось никакой реакции. Потом я стал разжимать шарик Ульриха и давать посыл на возможно большее расширение, лапки на конце моего отростка расширялись и следом расширялся Улька, по мере расширения его свет тускнел и тускнел. Расширив шарик Ульриха в два раза больше себя, я наконец-то услышал слабый голос: — «М-м-м, господин мой… сожмите меня сильнее…» «Он там кончает что ли?», — подумал я, выполняя просьбу Ульриха. Сжав шарик Ульриха до состояния яркой светящейся точки, я вновь услышал стон, и стон этот был стоном наслаждения!!! «Бля, вот извращуга!» Быстро вернув шарик Ульриха в исходное состояние, снова задал ему вопросы о теле. Отговориться обмороком Ульрих не смог и рассказал, что в один из не самых счастливых дней его нахождения в тюрьме толстогубый Мауль ударил его рукой с разворота в левый глаз, а когда Ульрих упал, тот помочился ему на лицо, с тех пор глаз загноился. В самом начале своего существования в тюрьме Ульрих имел неосторожность вступить в пререкания со своими тюремщиками и они ему отомстили — принесли в камеру клещи, жаровню с углями и раскалёнными клещами выдрали Ульриху язык, повторно раскалив клещи ими же прижгли рану во рту. С тех пор кормили насильно, через ворòнку. А спустя несколько дней теми же раскалёнными клещами его кастрировали. И каждый раз, приходя в камеру насиловали, насиловали. Я долго молчал просто обалдевая от такой немотивированной жестокости. «Но за что? Почему так? Ну, ладно, — думал я, — брак политический, мужу ты не нужен, хрен с ним, владение раздербанили, наследников не будет — надо чтобы умер быстрей, но не сразу. Но зачем же так издеваться-то?». Очевидно, мои эмоции были настолько сильны и я прòникся к Ульриху такой жалостью, что он что-то почувствовал по нашей связи. — «Господин мой… не надо… со мной всё в порядке», — послышалось от Ульриха. — «Молчи…», — ответил я и в каком-то порыве потянулся, инстинктивно пытаясь дотрòнуться до Ульриха хотя бы эмоциями. — «Ох-х…», — не сдержался он. — «Что?..». — «Кайф…». — «Чё-ё?!.. Какой кайф? Ты откуда такое слово услышал? Немец-перец-колбаса!» — не сдержался я, — «ладно, всё, забыли». — «Вообще, лучше вот что мне расскажи, друг ситный, вот мы с тобой общаемся — похоже, как привязка произошла между нами — для тебя что-нибудь изменилось?», — опять решил я переключить внимание Ульки. — «Ну, вы даже себе не представляете, господин мой…, я чувствую, что самое тёплое — руки, ваши руки, которые нежно обнимают меня. Эти руки ласково скользят вдоль тела, оставляя обжигающие пятна. Мои самые чувствительные места — это кратеры планеты тела, в которые с невероятно приятной силой падают метеориты. Они яркие, их свет мягкий, как от этих звёзд, что над нами. Метеоры заполняют пустоты, становятся орбитами, отлетая и приземляясь в очередное место, от чего планета моего существа сотрясается в сладостном экстазе. Пятна горят так, что в моих глазах всё искрится. В них теплится то самое тепло, океан теплоты и любви — это ваш океан, мой господин. Это сладостный мёд, стекающий с моего тела, утопающий среди этой пустоты. И я не знаю, куда деться, спрятаться от этих вспышек, что прожигают меня, врываются в самые глубины сердца. От них нельзя избавиться, сколько не кричи. И тогда ваши поцелуи, мой господин, становятся желанным сокровищем. Сколько Великая Сила бы не прятала его, не скрывала, оно всё равно найдётся. Не скроется среди пыльного жаркого ветра, не станет грязью в обмокшем песке, не сольётся с камнем. Только в тиши лунного света можно найти его, ощутить, обнять мягкое облако и никогда уже не отпускать. Звёздное небо надо мной вновь уносится лентой куда-то вдаль, заставляя сны ускользнуть за ним вслед. Лишь только ваш солнечный свет, мой господин, позволит моим глазам раскрыться, а ладоням, скрепленным невидимыми нитями, сильнее прижаться к вам, и потонуть в объятиях… ваших объятиях. Я купаюсь в этом свете, как в тёплой воде, и ещё, мне хочется быть с вами, так хочется, не отталкивайте меня, мой господин… я не переживу этого, если хотите, накажите меня…, мне это тоже нравится… когда вы наказываете…, но я чувствую, что я…, меня… не будет если вы меня бросите…» |