Онлайн книга «Там, где нас нет»
|
Уленька, а скажи-ка, мой родной, как долго ты собираешься реагировать на всех симпатичных тебе альф? А? Наваждение, передавшееся мне от омеги, сидевшего в моей голове, потихоньку затихало… а… вот и совсем сошло на нет. Порывшись в кармане и вытащив оттуда крохотный пузырёк, я приступил к делу… * * * Какой странный сон… Да, в эту ночь Хайнцу Шиллеру приснился сон. Странный, сладкий сон. Один из тех, от которых молоденькие мальчики просыпаются в мокрой постели. Мокрой от спермы. Оме Джис был в этом сне… Образ омеги с высоко зачёсанным хвостом чёрных волос и бриллиантовыми серёжками в маленьких ушках, с ярко-алыми губами, небрежно держащими чёрную длинную палочку возник перед внутренним взором альфы… Ох-х… Да что же такое-то? Я и видел-то его пару раз всего — когда стояли в карауле у дома наместника. Но как же… тепло и сладко внутри… А стыдно-то как! Двадцать пять лет мужику, а всю постель обтрухал! Хайнц пошарил в промежности, боясь натолкнуться на следы своего безобразия. Нету! Сухо! Пошевелившись на подушке, альфа облегчённо выдохнул, закинул руки за голову и довольно потянулся. Пора вставать, да и стыдиться перед родителями теперь нечего. Молодое тело пело, радуясь новому весеннему утру. Но… Какой-то дискомфорт на шее… В том месте куда укусил этот чёртов оме. Вот! Опять несу несуразное… Хайнц Шиллер, подтянув подштанники, встал, с беспокойством поискал жилет, накинул на плечи и, как был, босиком пошлёпал по дому в поисках зеркальца. Отыскал в гостиной на комоде круглое зеркальце одного из многочисленных братьев-омег. Пригляделся. Ахнул. На шее синел, чуть припухнув по краям, след от зубов оме Джиса… Глава LV Горы. Они смутной громадой высились впереди, резко отграничивая изломанной линией своего хребта землю от неба. Словно тихий светоносный океан, слегка розовато-сиреневый, разлился над миром, лёгкие тучки стояли в нём, как волшебные острова, с отмелями, заливами и размытыми косами — и одинокая, зеленовато-льдистая звезда, последняя на утреннем небе, прозрачная мерцающая, казалась огоньком далёкого корабля, плывущего в светлом тумане. Повеяло свежестью, я вздохнул, поёжился, подошёл к краю обрыва, повозился в штанах и струя утренней застоявшейся за ночь мочи, драгоценными камушками переливаясь в лучах восходящего солнца, полетела вниз, в белесую затягивающую глубину ущелья. Проснувшаяся вместе со мной Машка, тоже вертелась у обрыва, нюхала воздух, склонив голову вниз, внимательным взглядом провожала улетавшую желтоватую струю. Затем удалилась к краю площадки на которой у вертикальной стены была специально для неё насыпана кучка перемолотого в песок камня. Повозилась там и аккуратно прикопала следы своего раздумья. Снова вдохнув тонкий чистейший прохладный воздух, я передёрнул плечами, ещё раз окинул взором раскрывавшуюся передо мной панораму. Впереди, поперёк взгляда, хребет, близкий — рукой дотянуться, далёкий — никак не дойти, снизу — тёмный и хмурый, выше — бело-лиловый, с огромными зубцами, грубо выломанными в небесной синеве. Слева, с востока первые лучи Эллы, ещё не жаркие, младенчески розовые упали на ледники, сразу наполнив их светом и глубокими синими тенями. Утро… Ночной туман, поднимавшийся из ущелий, разошёлся: надо мной первозданной чистотой синело горное небо — так, что нельзя о нём рассказать тому, кто его никогда не видел. Оно синело, сияло, полное непостижимого света, — в этой великой синеве таяли все мысли и чувства, так, что я, забыв себя, расстегнул кожаный жилет и пуговицы рубашки и подставил грудь прохладному ветру. |