Онлайн книга «Там, где нас нет»
|
— Вот… видите… — начал было он, но тут его аккуратные бровки изумлённо поднялись вверх, — невозможно! — выдохнул омега. Целитель выпрямился и ошеломлённо уставился на ректора. — Что там? Говорите, ну? — Там… сердце стукнуло… Целитель снова приложил ухо к трубке и надолго застыл в этой позе. — Вот! Опять! * * * Песок. Песок скрипит на зубах. Раздражает глаза. От него никуда не деться. Одногорбый верблюд мерно шагает, изредка флегматично наклоняя шишковатую голову к жидким, больше похожим на сухой бурьян, пучкам какой-то убогой растительности. В такт его шагам брякают жестяные бубенцы, навязанные на шее. Я в пути уже давно… пятый день… Пятый день наш караван идёт по пустыне… За спиной у нас остался Хор-Факкан. Убогий прокалённый солнцем городок, обнесённый глинобитной стеной, а караван идёт в Диббу — порт на берегу Оманского залива. Там я планирую сесть на доу и переправиться на персидский берег. В Ормуз. Там поищу попутный караван и… меня ждёт Шираз. — Как ты? — чуть придержав верблюда, поравнявшись с ещё одним пахучим зверем, заглядываю под колеблющийся навес, затянутый кисеей. Там, под навесом, держась двумя руками за седло, сидит девочка. Чёрная. Улька. Ульрика. Приобретённая мной в Зинджи-и-баре — так арабы зовут Занзибар. — Хорошо, Саша, — чуть слышно шепчет она. Укачало. Её всегда укачивает. Разговариваем по-русски. Местным я сказал, что знаю язык негров — вот и общаюсь со своей невольницей на нём. Улька у меня откуда-то из Эфиопии — поэтому на настоящих негров — с вывороченными губами и приплюснутым носом она не похожа. Наоборот, круглое лицо весьма соответствует европейским понятиям о красоте — если бы не почти чёрная кожа, а так у неё даже глаза светло-зелёные. Из-за спины слышится топот копыт — скачет кто-то из охраны каравана. Я поправляю на боку кривую саблю. Мужчина без оружия — не мужчина, а презренный раб. — Мухтарам Азиз, — смуглый до черноты араб прикладывает к груди руку, склонившись в неглубоком поклоне, — сайед Аббас просил вам передать, что скоро будет оазис, там сделаем привал и он приглашает вас к себе в шатёр… — Хорошо, сайед Вахид, я приду… — кланяюсь в ответ. Охраннику лестно, что я назвал его господином — мне нетрудно, а вежливость тут много значит. Сесть мне на шею сложно — учёный табиб с синими глазами способен напугать до дрожи в коленях — стража имела случай удостовериться. Двадцать лет… Двадцать лет как я живу здесь. На Земле. Сейчас 793 год хиджры. Или 1415 год по европейскому летоисчислению. Отгремели захватнические войны Тимура. До сих пор в Мавераннахре содрогаются, вспоминая железного хромца. Ушёл в небытиё его непримиримый соперник — чингизид Тохтамыш. Почти пятьдесят лет назад в результате восстания Красных повязок Китай сверг власть монгольской династии Юань, в Европе полыхает Столетняя война, одряхлевшая Византия доживает последние годы… От Балхаша, через Джунгарские ворота совсем мелким я попал в Урумчи, а там один китаец — лекарь с колокольчиком — так в Китае называют бродячих врачей, к которому я прибился — мне тогда пять лет было, взял меня с собой в Китай. Почтенный Шенгрен Ху — как я его звал — прикалывался так. На самом деле его звали У Тао. Под его руководством я изучал акупунктуру, зубрил, перемежая проклятущие иероглифы веньяня с подзатыльниками от Учителя Ху, Трактат Жёлтого императора и сдавал экзамен! Ему же. В смысле, не императору, а учителю Ху. |