Онлайн книга «Там, где нас нет»
|
Поэтому… Длинные пепельные волосы Лисбета свесились на сторòну, золотистые глаза закрылись. Снятая вплоть до трусиков одежда заняла своё место на стуле рядом с кроватью, а обнажённый целитель (не смотри! не смотри!) бережно уложен и укрыт одеялом. Мгновенное воздействие — и теперь он будет спать целый час. А потом… А потом он проснётся, пройдёт в ванную и удовлетворит себя, эрекция поможет — организму нужна разрядка. В том числе, психологическая. Эмоции обязательно должны быть отрефлексированы. Пусть и таким способом. Иначе… Вот вожусь и Лисбетом и даже боюсь думать, что дрочить он на меня будет. Охо-хо-хонюшки! * * * В течение пары дней я дорисовал на бумаге все иллюстрации к рассказу о Спартаке. Встал вопрос о гравировке нарисованного. Иллюстраций получилось более сотни — как я и планировал. Поход в типографию Схолы успехом не увенчался. Это оказалось что-то такое… примитивное до невозможности. Единственная комната, правда, достаточно просторная, оказалась увешана сушащимися свежеотпечатанными листами. Света категорически мало. Вдоль стен стоят наборные кассы. И два полуголых рабочих мечущихся между винтовым прессом, прижимающим листы, столом с набором, лотками с краской и валиками, которыми батырщик прокатывает набор после каждого оттиска. Если сюда и давать заказ, а я планировал издать никак не меньше двухсот экземпляров, то ждать выхода из печати книги придётся как бы не пару месяцев — мой заказ не единственный. Решив для себя, что типография у меня будет своя индивидуальная и никак иначе, прыгнув во дворец Совета города, отыскал там сенешаля Совета, господина Рутгера фон Вюллерслебена. Потребовал от него в своё пользование дирижёра оркестра, игравшего на балу. Под моим воздействием сенешаль вызвал к себе дирижёра Ганса Урзенсоллена. Засели мы с ним в его комнате во дворце Совета, заваленной нотными листами. Удерживая его под своим воздействием, я загнал ему в голову музыку из балета «Спартак», знаменитое адажио, вытянувшее в своё время Лисбета из депрессии. Я решил, что будет целесообразно разместить партитуру прямо в книге, в том месте, где ведётся речь о том, как Фрин стал истинным Спартаку. Любителей музыки в Лирнессе множество и я надеюсь, что они смогут оценить Хачатуряна по достоинству. Ошалевший дирижёр, потрясённый музыкой, без дополнительных понуканий принялся расписывать партитуру адажио для полного симфонического оркестра. Заодно я с облегчением узнал, что рояль тут уже известен. А на Земле его придумали только в начале 18 века… Видимо, увлечённость местных музыкой, а такое оказалось характерно только для Лирнесса, смогла подтолкнуть творческую мысль, а следом за ней пошла и мысль изобретательская. Короче, рояль тут был или как он назывался по-немецки — клавиер. Я даже лично пообщался с его роялистом, в смысле, с пианистом — тощим всклокоченным невысоким альфой средних лет — фанатом своего дела. Всё-таки клавиер тут считался новым инструментом и среди любителей музыки большим авторитетом не пользовался, исключая любителей всего нового. Возня с партитурой заняла у дирижёра четыре дня — и это он бросил все свои дела! Десять листов размалёванных безумными значками нот (чёрт в них ногу сломит!) оказались у меня в руках. — Оме! Оме! Я потрясён! Оме! — восклицал дирижёр, бегая по кабинету, распинывая в сторòны кипы листов с нотами и хватая себя за и так негустые волосы по бокам головы, — Это! У меня нет слов! Кто автор? Вы? Оме — вы гений! Это… |