Книга Ковен сломленных, страница 113 – Айви Эшер

– Ты в порядке, Пищалочка? – спрашивает Райкер, устремляя на меня небесно-голубые глаза.

– Теперь да, – отвечаю я, и мы обмениваемся улыбками, прежде чем парень превращает в пепел ламию, подкрадывающуюся к нему сзади.

Я быстро поднимаю катану и стряхиваю пепел с рукояти. Трачу пару секунд на то, чтобы прочувствовать оружие, и прихожу в восторг от того, что оно идеально сбалансировано и кажется естественным продолжением моей руки. Катана легче, чем мои короткие мечи, и после пробного удара по шее ламии, который пытался вступить в схватку с Сабином, я решаю, что это подходящее оружие.

С катаной в руке прокладываю путь к Адриэлю. Взвизгиваю от счастья, когда обезглавливаю еще двоих нечистей. Наслаждаюсь тем фактом, что я не так бесполезна в этой битве, как опасалась. Слышу, как кто-то выкрикивает в мой адрес «выпендрежница», и, обернувшись, вижу улыбающегося Эноха. Вздрагиваю, а затем хихикаю, когда волк-оборотень случайно врезается в него, почти сбивая с ног. Оборотень возвращается, облизывает Эноха и убегает, чтобы продолжить драку.

Золотисто-красные глаза смотрят на меня из-за спин охранников, и легкость, которую я испытывала, встретившись со своими Избранными, покидает меня. Все, на чем я могу сосредоточиться, – Адриэль. Мне надо пробиться к нему. Я хочу, чтобы ему было больно, очень больно, чтобы он почувствовал хотя бы толику страданий, которые обрушил на других. Хочу стереть с его лица эту долбаную ухмылку, хочу оторвать ему голову. И хочу наконец снять этот гребаный ошейник.

Уклоняюсь влево, чтобы избежать когтей, катаной выбиваю меч охранника, нацеленный мне в грудь. Торрез сражается рядом. Меня атакуют сразу три ламии, и Адриэль, кажется, больше не заинтересован в том, чтобы сохранить мне жизнь. Думаю, он оставил надежду быть отмеченным и просто хочет убраться из тронного зала живым.

Шансов у него мало. Все двери перекрыты суперами, готовыми убить его, он сам загнал себя в угол. Хочу крикнуть ламиям, которые все еще сражаются, чтобы они не отдавали свою жизнь за этого мудака – непохоже, что он сделал бы для них то же самое, – но в этом нет смысла. Они все одержимы желанием защитить психа любой ценой.

Один из охранников превращается в пепел, когда я перерезаю ему горло, и рядом с Адриэлем остаются всего двое.

От напряжения, с которым мне приходится отбиваться от их ударов, из меня вырывается утробный звук. Металл наших мечей звенит. Я отклоняюсь назад, насколько это возможно, когда они направляют на меня свои катаны, и пользуюсь случаем, чтобы ударить одного из них по колену. Он вскрикивает от боли и падает, и я атакую последнего охранника. Его клинок ищет место, куда можно вонзиться, но не встречу с металлом моего клинка. В другое время я бы оценила мастерство ламии, его технику и изящество, но не сейчас. Я вращаюсь, уклоняюсь и наношу удары, мне все равно, насколько хорош этот говнюк, мне нужно, чтобы он убрался на хрен с моего пути, рассыпался пеплом.

Мне повезло, что на этом пятачке недостаточно места для полноценных маневров, это спасает мою задницу. Целюсь охраннику в ноги, но он блокирует удар. Поворачиваюсь и касаюсь его руки кончиком меча, когда он поднимает свою катану, чтобы ударить меня. Ощущение того, что мой клинок, чувствуя близость цели, заряжает меня энергией, подталкивает атаковать сильнее.