Книга Ковен сломленных, страница 94 – Айви Эшер

Лахлан отворачивается, и его взгляд останавливается на какой-то невидимой мне точке. Ясно, что он отгораживается от меня, и я борюсь со вспышкой гнева. Секунду раздумываю, не запрокинуть ли голову дяди и не заставить ли его выпить, как это сделал со мной Сиа. Дядя слаб. Возможно, у меня получится, но какая-то часть меня чувствует, что нет смысла бороться за того, кто не хочет этой борьбы.

Качаю головой и раздраженно спрашиваю:

– Это вполне могло спасти тебе жизнь. Ты правда хочешь сказать, что предпочтешь быть гребаным упрямцем?

Он молчит и продолжает смотреть в стену.

Я отодвигаюсь от него и ползу в свой угол. Поднимаю флягу и провозглашаю тост:

– За то, чтобы ген упрямства и тупости умер вместе с тобой. – Подношу флягу к губам и выпиваю всю кровь до последней капли.

Мое тело поет, когда кровь попадает в организм, и я сразу чувствую себя лучше. Делаю глубокий вдох, ощупываю поврежденные ребра и испытываю облегчение, когда боль притупляется. Вытираю нос и губы, испачканные кровью. Попутно замечаю, что прикосновения уже не такие болезненные, как пару минут до этого. Тот факт, что я не испытываю отвращения, а наслаждаюсь вкусом того, что содержалось во фляге, вероятно, доказывает Лахлану, что я своего рода демон. Такой маленький злой демон, который несет ответственность за смерть его брата, но мне наплевать на это.

Тут во мне вспыхивает мысль, и я резко поворачиваюсь к Лахлану.

– Ты видел Вона? Ты знаешь, что с ним случилось? – спрашиваю я, и мой взгляд обводит едва освещенную камеру, как будто Вон прячется еще в каком-нибудь углу и я его просто не заметила. – А где Киган? – добавляю вопросы к той куче, что уже и без них накопилась.

Лахлан издает страдальческий вздох. В нем столько муки, что я мгновенно настораживаюсь. Снова ползу к нему, но на полпути останавливаюсь. Это Лахлан, он вряд ли захочет, чтобы я его утешала. Неловко ерзаю, не зная, что делать и как мне быть с тем, чтобы отказаться от желания предложить поддержку. В конце концов я возвращаюсь обратно и осторожно наблюдаю за Лахланом, благо он уже не прижимается к стене и я могу его видеть.

Лахлан качает головой, в его зеленых глазах появляется тревога.

– Вона здесь нет. Его нет… – Он выдерживает паузу и судорожно выдыхает. – Его нет уже некоторое время. Я… я должен был догадаться, но продолжал надеяться. – Голос Лахлана срывается, он закрывает изможденное лицо руками, пытаясь скрыть переполняющие его эмоции.

В груди становится тяжело, и, к моему удивлению, глаза начинает щипать. Прижимаю большой и указательный пальцы к закрытым векам и выдыхаю печаль, захлестнувшую меня. Я давно убедила себя, что Вона больше нет. Вероятность того, что он все еще жив после стольких лет, была невелика, и все же слышать, как Лахлан признается в этом, чертовски больно. Я потрясена тем, насколько это больно.

С той минуты, как я узнала, что Гриер и Вон – мои настоящие родители, я старалась не думать о них слишком часто. Я не видела смысла расстраиваться из-за людей, которых не видела и никогда не встречу. Нет смысла зацикливаться на том, какой могла бы быть моя жизнь, если бы меня воспитывали они, а не Бет. Легко было представить, как сильно они бы любили меня, как все было бы прекрасно, но нет никакого способа узнать, как было бы на самом деле. Все сложилось так, как сложилось.