Книга Ковен сломленных, страница 95 – Айви Эшер

Всхлип застревает у меня в горле, и в этот момент я понимаю, как сильно все же надеялась, что что-то может измениться. Гриер больше нет, Лайкен больше нет, Талона нет, и, очевидно, какая-то часть меня, та часть, с которой я отказывалась считаться, отчаянно надеялась, что Вон, несмотря ни на что, все еще жив. Что каким-то образом он существует в этом мире, что он хочет увидеть меня и надеется на меня.

Смотрю, как Лахлан плачет, уткнувшись лицом в костлявые руки, и понимаю, как сильно мне хотелось иметь отца. Слезы тихо текут по щекам, и я вздыхаю от потери. Раньше была неизвестность. Теперь ни возможности, ни надежды больше нет, и мне больно от жестокой завершенности всего этого.

– Кигана забрали неделю назад. Не знаю, в другой ли он камере, или же… – Лахлан замолкает и прислоняется к стене, пытаясь спрятать свою печаль.

– Мне сказали, Киган жив, – приободряю я его. Сиа – кусок дерьма, но, несмотря на это, я надеюсь, что он сказал правду. Секунду спорю сама с собой, но потом решаюсь все же озвучить свою мысль: – Я читала, что, когда ты сердцем связан с другим кастером, ты почувствуешь, если он умрет. Ты бы узнал, если бы с ним что-то произошло.

Я не вижу лица Лахлана и не знаю, помогла ли моя попытка как-то приободрить его. Тишина заполняет грязную комнату, и я погружаюсь в свои мысли.

– Как ты узнала, что… – Лахлан не договаривает, и я понимаю, как тяжело ему было задать этот вопрос.

– Я заметила это в библиотеке, когда ты начал душить меня. То, как Киган успокаивал тебя, словно брата, это не было похоже на ваше взаимодействие с остальным ковеном. Киган всегда защищал тебя, следовал за тобой… Поначалу я думала, что, возможно, вы что-то скрываете от остальных членов ковена, но потом поняла, что ты просто не доверяешь мне.

Последние мои слова были произнесены в удушающей тишине, и я ждала, скажет ли что-нибудь Лахлан. Не знаю, почему меня охватывает чувство разочарования, когда он продолжает молчать. Мне следовало быть умнее, чтобы не обольщаться, будто он собирается открыться мне.

– Что бы ты ни думал обо мне, ты ошибаешься, – сердито заявляю я. – Я еще даже не родилась, когда схватили Вона. Не я свела его в плену с моей матерью, я родилась после того, как они попытались сбежать. Я не виновата в том, что случилось.

Он продолжает молчать.

– Я не просила обо всем этом, – говорю скорее самой себе, и я удивлена, что он что-то бормочет в ответ. – Ты что-то сказал?

– Я не виню тебя, Винна. Точнее, больше не виню, – признается он, и я теряю дар речи от того, что он вообще что-то произнес, не говоря уже о том, что именно. – Я всегда усердно работал, я сосредоточен на том, чтобы быть лучшим, – признается Лахлан. – Киган шутит, что я уделяю всему слишком много внимания. И как бы мне ни хотелось это признавать, он прав. Мы с Киганом не говорим, что общаемся, но не потому, что так нужно, а просто мы такие, какие есть. Наше общество не смотрит на нас свысока, но я всегда чувствовал стремление доказать свою состоятельность. Я хотел быть лучшим паладином, каким только могу быть, и служить обществу таким образом.

Лахлан замолкает, и я не могу подобрать слов. Я поражена тем, что он так легко рассказал о себе, но не совсем понимаю, почему он это делает.

– Когда пропал Вон, пропала и часть меня. Мы все бросились на его поиски. Мы сделали все что могли, чтобы найти его, но не вышло. Я подвел брата. Я подвел и другие семьи, которые потеряли своих любимых. Я подвел наше общество, потому что я был лучшим, но все равно не смог понять, что произошло. И каждый день рождения, каждую годовщину церемонии связи, каждый день, который я прожил без Вона, ломал меня все сильнее и сильнее…