Книга Целительница из другого мира, страница 13 – Ли Ан

«Врач, который переходит между мирами, не странник, но мост — тот, кто соединяет разделенное.»

Дальше шло описание, от которого мурашки по коже:

«Когда знание нового мира встречается с мудростью старого, открываются врата. Не для всех, но для тех, кто несет исцеление в сердце и знание в разуме. В час отчаяния, когда душа готова оставить борьбу, приходит зов. И тот, кто откликнется, получит второй шанс — не для себя, но для мира, который нуждается в исцелении.»

Я перечитала абзац трижды. Это что, инструкция по межмировым путешествиям? Или бред средневекового мистика?

«Знание должно быть сохранено и передано. Ибо придет время, когда старые способы перестанут работать, и понадобятся новые. Crystalli memoriae — камни памяти — хранят то, что не может быть записано словами.»

Кристаллы памяти! Те самые голубоватые камни!

Дальше шли рисунки и схемы. Как находить кристаллы (они растут в местах, где «граница между мирами тонка»). Как записывать в них информацию (концентрация + эмоциональная вовлеченность). Как передавать знания другим (прикосновение + открытость разума).

И последний абзац, который заставил меня задуматься:

«Cave ne nimis sapias. Qui portat scientiam futuri, debet eam adaptare ad praesens. Aliter, ignis inquisitionis te consumet.»

«Остерегайся быть слишком мудрой. Тот, кто несет знание будущего, должен адаптировать его к настоящему. Иначе огонь инквизиции поглотит тебя.»

Предупреждение. Ясное и недвусмысленное. Не высовывайся, не показывай слишком много, адаптируй знания под местные реалии. Иначе костер.

Я закрыла книгу и посмотрела на Рыжика.

— Знаешь, кот, кажется, я поняла, зачем я здесь. Не просто так же меня перенесло. Может, действительно есть какой-то высший смысл? Принести сюда современную медицину, но так, чтобы местные приняли?

Рыжик мурлыкнул и потерся головой о мою руку.

— А может, это просто глюк от переработки, и я сейчас лежу в психушке, а это все галлюцинации от галоперидола.

Кот фыркнул. Явно не согласен с версией про психушку.

Я встала, потянулась. Тело Элианы было молодым и здоровым, но день был длинным. Надо спать. Завтра наверняка опять придут пациенты. И надо будет продолжать играть роль воскресшей дочери лекаря.

Хотя… это уже не роль, да? Я теперь и есть Элиана. Со всеми ее воспоминаниями, связями, обязательствами. И с моими знаниями из двадцать первого века.

Интересная комбинация получается.

Легла на жесткую кровать с соломенным матрасом. После московской квартиры — как на доске спать. Но усталость взяла свое.

Последняя мысль перед сном: а что сейчас с моим телом в Москве? Умерла Лина Кондратьева? Лежит в коме? Или просто исчезла, и Барсик сидит голодный и недоумевает, куда делась хозяйка?

— Прости, Барсик, — прошептала я в темноту. — Я не специально.

И провалилась в сон без сновидений.

* * *

Проснулась среди ночи. За окном — темнота, только звезды. В Москве я никогда не видела столько звезд. Светового загрязнения нет, воздух чистый.

Лежала и думала. Что я могу сделать в этом мире? Антибиотиков не синтезирую — нет оборудования и реактивов. Хирургию сложную не проведу — нет анестезии нормальной. Диагностику без анализов и аппаратуры — только на глаз и опыт.

Но кое-что могу. Могу научить мыть руки — это уже снизит смертность от инфекций процентов на тридцать. Могу правильно принимать роды — спасу женщин и детей. Могу лечить травмы грамотно — промывать, обеззараживать спиртом (надо научиться гнать самогон для медицинских целей), накладывать чистые повязки.