Книга Императрица без маски, страница 22 – Ли Ан

Генерал Маркус оказался именно таким, каким я его видела в воспоминаниях Лираны. Седой, покрытый шрамами ветеран лет шестидесяти, с осанкой, которая кричала о военной выправке. Но теперь, видя его вблизи, я замечала детали — сеть морщин вокруг глаз, не от улыбок, а от постоянного прищура на солнце. Шрам, пересекающий левую бровь и уходящий к виску. Руки — крупные, узловатые, с выступающими венами, руки человека, всю жизнь державшего меч.

Посттравматический синдром, подавленный алкоголем и дисциплиной. Старается не показывать, но руки слегка дрожат — похмелье или начинающийся тремор? Покрасневшие белки глаз, лёгкий запах перегара, тщательно замаскированный мятными листьями. Самолечение алкоголем — классика для ветеранов.

— Генерал Маркус. Чем обязана визиту?

Голос вышел спокойным, императорским. Но внутри я готовилась к конфронтации.

Он смотрел на меня с нескрываемым скептицизмом. Взгляд скользнул по моей фигуре — не похотливый, а оценивающий, как смотрят на потенциальную угрозу или... жертву?

— Ваше величество. Я слышал, вы собираетесь учить женщин драться.

Голос хриплый — годы отдачи команд на поле боя оставили свой след. В интонации — едва сдерживаемое презрение.

— Верно.

Короткий ответ. Не оправдываюсь, не объясняю. Жду его реакции.

— Это глупость.

Категоричность без агрессии. Он искренне верит в то, что говорит. Для него это аксиома, не требующая доказательств.

— Почему?

— Женщины слабы. Эмоциональны. Они не созданы для войны.

Он произнёс это тоном человека, объясняющего, что вода мокрая, а огонь горячий. Очевидные истины.

Классический сексизм, помноженный на травматический опыт. Интересно, что именно случилось? Потерял кого-то? Не смог защитить? Превратил боль в броню из презрения и цинизма.

— Генерал, присядьте.

— Я постою.

Военная гордость. Сидеть перед женщиной — признак слабости в его картине мира. Плюс стоя он сохраняет тактическое преимущество — может быстро среагировать на угрозу.

— Это не просьба.

Я встала сама, подошла к окну. Солнечный свет падал мне на лицо, оставляя его в тени — психологическое преимущество.

Он нахмурился, но сел. Движение жёсткое, спина прямая, руки на коленях — готов вскочить в любой момент. Даже сидя, он остаётся солдатом.

— Расскажите мне о Лирианне.

Он вздрогнул как от удара. Всё тело напряглось, правая рука инстинктивно дёрнулась к поясу, где обычно висит меч. Имя дочери — спусковой крючок для подавленной боли.

— Откуда вы...

Голос сорвался. Он откашлялся, пытаясь вернуть контроль.

— Ваша дочь. Погибла пятнадцать лет назад при нападении на западную границу. Ей было семнадцать. Она пыталась защитить младших детей в деревне.

Воспоминания Лираны плюс логика. У него на рукояти меча выгравировано женское имя — видела, когда он входил.

— Она была глупой девчонкой, — его голос дрогнул. Кулаки сжались так сильно, что костяшки побелели. — Если бы сбежала, осталась бы жива.

В словах — отчаянная попытка убедить себя, что её смерть была её виной, не его. Классический механизм защиты — обвинить жертву, чтобы не сойти с ума от собственной вины.

— Или другие дети погибли бы. Она сделала выбор. Героический выбор.

— Героизм не вернёт её!

Крик вырвался против его воли. Сырая, неприкрытая боль в голосе. Пятнадцать лет прошло, но рана всё ещё кровоточит.