Книга Проклятие ворона, страница 8 – Мила Дуглас

– Куда?! Куда ты меня тащишь, чужеземец?! Отпусти! – крики доносились из-под плаща, приглушенные, полные неистовства и ужаса. Но было уже поздно. Ее слова были лишь фоном к его мыслям.

Гейр нес ее к берегу, где у старого причала качалась не ее утлая лодчонка, а длинная, зловещая ладья – драккар. На его борту уже ждали. Дружинники в кольчугах и шкурах, с лицами, закаленными ветром и войной. Увидев своего ярла, шагающего по скользким камням с явно живым, кричащим и дергающимся свертком через плечо, они загоготали. Грубый, жестокий смех раскатился над водой.

– Ха! Попалась голубка, ярл? – крикнул один, широкоплечий, с медвежьей шкурой на плечах.

– Крепко клюнула, судя по морде! – добавил другой, тыкая пальцем в свежий шрам на скуле Гейра.

– Держи крепче, а то улетит! – заржал третий.

Гейр не удостоил их ответом. Его лицо оставалось каменным, лишь легкая гримаса презрения тронула губы в ответ на их тупое веселье. Он шагнул по сходням на борт ладьи. Сверток на его плече бешено дергался, из-под плаща доносились приглушенные крики, проклятия и рычание. Дружинники переглянулись, смех их стал тише, но не исчез – в нем появился оттенок уважения к добыче, которая все еще сопротивляется.

– Теперь на остров, – коротко бросил Гейр, сбрасывая свою ношу на деревянный настил у мачты. Заряна, все еще закутанная, ударилась о доски, но крик ее был скорее яростным, чем плачущим. Гейр наступил ногой на край плаща, прижимая его к палубе, лишая ее последней возможности вырваться. Он посмотрел на своих людей, его темные глаза были холодны.

– Голубка поймана. Гребите. Время пришло.

Дружинники засуетились, смех сменился деловитой жестокостью. Весла опустились в темные воды Ладоги. Драккар дрогнул и начал медленно отплывать от берега, увозя с собой свет Заряны, закутанный во тьму и ярость. Гейр стоял на корме, глядя на удаляющийся лес. Шрам на скуле пылал, напоминая о ее силе. О силе, которую он должен был погасить. В его груди, под ледяной броней долга, что-то дрогнуло – досадное, назойливое любопытство к этой дикой, светлой душе, которую он обрекает на гибель.