Книга Воин, страница 133 – Элин Пир

Франклин обменялся взглядом с другим солдатом, но ничего не ответил.

— И что, по-твоему, должно произойти после этого? Мы не прячем командира, и поскольку это не государственный переворот, вы должны отпустить нас в какой-то момент.

— Мы предпочли бы страдать от последствий того, что ошиблись в том, что Магни нуждается в нашей помощи, чем смириться с тем, что мы были правы. Как я уже сказал, командир сделал бы то же самое для нас.

— Да, он настоящий гребаный герой. — Хан вскинул руки в воздух. — Просто знай вот что: если бы Магни был здесь прямо сейчас, он бы надрал твою жалкую задницу за то, что ты так тратишь наше время. И я бы тоже так поступил, если бы у меня не было двух женщин, которых нужно защищать.

Франклин нахмурился.

— Мы не хотим причинять вреда никому из вас, но мы готовы сделать все возможное, чтобы найти нашего командира.

Я откинулась на спинку дивана и скрестила ноги.

— Будем надеяться, что у вас все получится.

Глава 32

Герой в бегах

Магни

Если бы не моя гребаная гордость, я бы уже вернулся. Прошло больше месяца, и я безумно скучал по Лауре и Миле.

Они были первыми, о чем я думал, когда просыпался, и последним, когда ложился спать. Это было постоянное состояние беспокойства и тоски по ним. В хорошие дни я думал о возвращении и убеждал себя, что они будут рады меня видеть.

В свои плохие дни я был уверен, что им будет лучше без меня.

Одиночество Аляски не оставило меня наедине ни с чем, кроме камеры пыток саморефлексии.

Как и у большинства мужчин, которых я когда-либо допрашивал за свою карьеру, мое тщеславие и гордость отказывались сотрудничать и признавать какую-либо вину. Вместо этого я оставался занятым, сосредоточившись на улучшении своей и без того великолепной формы с одержимой решимостью. Я ходил на руках, отжимался, лазал по деревьям и каждый день ходил в походы.

После четырех недель упорного отрицания и сопротивления я начал сдаваться от унизительного осознания того, что я был гигантским говнюком.

Я обещал Миле, что буду рядом с ней, а вместо этого прятался, как трус.

Я весь съежился, когда подумал о своей реакции на известие о том, что у Лауры есть гражданство на Родине. Почему я не поговорил с ней об этом? Как бы я жил сам с собой, если бы что-нибудь случилось с Лаурой или Милой, а меня не было бы рядом, чтобы защитить их?

В течение многих лет люди вокруг меня находили для меня оправдания, позволяя мне закатывать истерики, как будто я был гребаным трехлетним ребенком. Мне было стыдно думать обо всех тех случаях, когда я разбрасывал вещи и словесно оскорблял людей.

Два дня назад, когда я тащился по глубокому снегу, на меня внезапно снизошло озарение. Я сомневался, что какая-либо из мамаш могла быть более проницательной, чем я в тот момент. В течение нескольких дней я спрашивал себя, какого хрена я должен был быть таким вспыльчивым, а потом воспоминание из детства подсказало мне ответ.

— Ему всего пять лет, и он не любит картошку. Разве он не может съесть все остальное, что лежит у него на тарелке? — глаза Дины были опущены, а руки немного дрожали. Противостоять нашему отцу было нелегко.

— Держись подальше от этого. Магни большой мальчик, и ему не нужна защита сестры. — Наш отец продолжил есть, а когда снова поднял глаза, я все еще не притронулся к горе картошки передо мной. Хан и моя мать молчали и не поднимали глаз. Когда наш отец был в определенном настроении, лучше всего было молчать, иначе мы могли вызвать у него один из его взрывных приступов ярости.