Книга Бывшие не влюбляются, страница 25 – Теона Рэй, Ханна Хаимович

— Нет. — Видеть мне его все еще не хотелось.

Я уставилась в окно на мелькающие за стеклом ветки. Ветер усиливался и безжалостно срывал хрупкие листья, чтобы бросить на землю под ноги людям.

С тихим шорохом Ретт открывал упаковки. Подвинул ко мне чашку и налил из заварника кофе.

— Все еще пьешь кофе по ночам? — вырвалось у меня.

Щеки вспыхнули. Зачем я сказала это вслух? Не стоило вспоминать!

— А ты все так же нет? — спустя мгновение спросил мужчина.

Я промолчала, а он добавил:

— Я заварю чай. Ромашковый, верно?

И он помнит.

Темнота спасла меня. Люблю темноту. В ней Ретт не мог видеть, как исказилось мое лицо от боли в сердце. Не мог заметить, как от слез блеснули глаза.

Я правда его любила. Сильнее всего на свете.

А он?

И он любил. Я знаю это. Я верю.

Но почему ушел?

Ноздрей коснулся запах сухой травы – ромашка. Ретт бросил в мою чашку щепотку соцветий и залил их кипятком.

— Чуть правее от тебя столовые приборы, — сказал он негромко, чтобы не нарушить вязкую, я бы даже сказала – интимную тишину.

Моя ладонь скользнула по шершавой древесине и пальцы наткнулись на холодный металл. Нож и вилка. Зачем? Мы едим бутерброды.

Тихонько звякнула тарелка, неосторожно коснувшись кружки с ромашковым чаем.

— Прости… Едва не разбил.

“Разбил”, – почти шепнула я, но вовремя прикусила язык. Прощения за разбитое сердце не попросил, а вот за тарелку – пожалуйста.

Ретт ел неторопливо, как всегда раньше. Я не видела его, но слышала и… чувствовала. Мятный одеколон… Проклятая мята, преследующая меня столько лет.

— Как твоя нога? — простой вопрос, который можно услышать и от незнакомца.

— Уже лучше, спасибо.

— Зачем забралась на крышу?

— Из любопытства, — я пожала плечами, будто он мог увидеть.

— Радио… Ты видела там радио?

— Было какое-то. Стояло на тумбе. Оно нерабочее.

— Было рабочим, — неопределенно ответил Ретт.

И я кивнула. Было когда-то рабочим, и впрямь.

Есть не расхотелось, вопреки всему. Я сунула в рот кусок бутерброда, который для меня приготовил Ретт, и медленно прожевала. Безвкусный. Но не продукты в этом виноваты, просто я перестала чувствовать вкус.

— Я пойду к себе, — сказала я спустя долгие минуты молчания.

Лучше бы не предупреждала. Ретт тут же встал и подхватил меня на руки, оторвав от пола.

Я обвила руками его шею, чтобы не свалиться. Вновь вдохнула мяту, древесный шампунь и чистоту. Прикрыла глаза.

— Отнесу, — сказал он. — Незачем лишний раз напрягать лодыжку.

Уже в спальне я вспомнила, что хотела попросить Ретта затопить котлы. Чтобы убедиться, что он этого не сделал сам, коснулась труб, но они оказались теплыми. К утру нагреются, и в комнате станет даже жарковато.

Отбросила угол одеяла, и моя трость с грохотом упала на пол. Я поморщилась, но не стала ее поднимать – пусть валяется.

По телу пробежали мурашки. Волосы на руках вдруг стали дыбом. С улицы доносился тихий вой, и он становился все громче и громче.

Не волчий, нет… Человеческий.

Порыв ветра налетел внезапно. Что-то заскрежетало по стеклу… Что-то, будто когти, сильные и безжалостные, и едва они найдут малейшую лазейку, кошмарное чудовище проникнет в комнату и сожрет меня заживо.

Я сжалась, стараясь казаться незаметнее. Так накрутила себя, что в безобидной тени от дерева за окном увидела монстра.

Оцепенение схлынуло. Я подбежала к выключателю, забыв о больной ноге, и ударила по нему кулаком. Вспыхнул яркий спасительный свет. Перевела взгляд на окно, но оно было равномерно черным. Ни белых пятен, в которых бы угадывались расплывчатые лица, никого, кто заглядывал бы в комнату, выискивая добычу…