Книга Твоя смерть тебя спасет, страница 38 – Лена Валевская

Боянка нахмурилась и на правах самой старшей в этом доме обратилась к девушке со всей родительской строгостью:

— Кто к тебе ходит по ночам, Ждана?

— Никто! — поспешно замотала головой та. — Боги свидетели!

— Тогда с кем ужин собралась разделить?

— С домовым… Говорю же! Душа в душу!

— Плохая! — раздался вдруг тоненький детский голосок, и в Боянку полетел с печи веник из каких-то сухих трав. — Тетя плохая!

Она машинально вскинула руки, отбивая душистый снаряд, как следом в нее тут же запустили связанную из ниток игрушку.

На печи сидел ребенок лет двух или трех от роду. С такими озорными глазками, будто в них бесенята прыгали.

Обычный такой улыбчивый малыш в белой рубашечке с русыми, как у Жданы, лохматыми волосенками. Если бы не один факт.

У этого ребенка не хватало ручек и ножек.

Впрочем, присмотревшись, я их всё же разглядела. Но они были настолько призрачно-прозрачными, что казались плодом моего воображения, не желающего мириться с пугающим видом безрукого и безногого дитя.

— Не домовой это, — прошептала Боянка, ошарашенно рассматривая духа. — Ой, не домовой… Ждана, признавайся, был позор в твоей жизни?

— Что? — вздрогнула девушка.

— Ребенка, говорю, рожала?

— Что ты такое говоришь, Боянка? — залепетала Ждана, краснея и тушуясь. — Не было никакого дитя. Я ж и замужем никогда не была!

— Не лги, — жестко оборвала ее травница. — Было дитя. Вот оно, перед нами. Позору твоему три зимы, не более. Ты его не видишь, и Марья не видит, потому как такие духи видны лишь детскому глазу да ведуньям вроде меня. А этот еще и беременным может явиться. Но лучше бы не являлся…

Почему не вижу? Прекрасно вижу.

— Боянка, если это не домовой, то кто? — подобралась я поближе к травнице, не торопясь раскрывать, что насчет меня травница не совсем права. А то вдруг и она запишет меня в злые колдуньи, как сделал это Кощей?

— Игоша это.

— Кто? — не поняла я.

А Ждана вдруг залилась слезами. Уж она-то прекрасно поняла, о чем или ком толкует травница.

— Мертвым родился или сама порешила? — строго поинтересовалась Боянка у девушки, игнорируя мой вопрос.

— Живым был! — воскликнула Ждана. — Крохотный такой! И бледный! Я ж не доносила его до положенного, месяца два не хватило… Тятя ж ничего не знал, нагружал работой, самая пора была жаркая да трудная, летняя страда, хлеба убирали, жать надобно… И таскать приходилось тяжелое. Тяте перечить нельзя, и признаться нельзя… Как меня прихватило, больной сказалась, убежала с поля в дом. Да дома-то и разродилась. Сама лежу, на полу, встать не могу, уж думала, сама помру. Дитя рядом, орет, синеет. Мне страшно, а он уж сипит. Пока собралась с силами да к нему потянулась, он уже всё-ё-ё… — еще горше разрыдалась Ждана.

Вот так дела… Я внимательнее пригляделась к болтающему невидимыми ножками ребеночку. И правда, похож на Ждану. И волосенки того же оттенка, и глазки голубые, как у нее, и носик такой же курносый. Игоша посмеивался, с хитрющей улыбочкой поглядывая на травницу, но при этом почему-то не обращая внимания на меня.

— Как же отец твой не знал? — удивленно поинтересовалась я у Жданы, не понимая, как можно скрыть беременность от родных, живущих с тобой в одном доме. — Совсем не догадывался?

— Тятя уж больно строгий был. Он бы так осерчал… Прибил бы ненароком… Вот я и скрывала, живот утягивала. Он и так был небольшой, да и полный срок я не доходила, не успела… Тятя лишь пенял мне, что ем много, раздобрела да лицом округлела. Но так и не догадался. Да и некогда ему было ко мне приглядываться. Работы на двоих столько! И в поле, и дома!