Книга Ворон, который меня пленил, страница 16 – Екатерина Началова

Не отводя от записей взгляд, я задумалась. Новый день — новый лист…

А что если…

Щеки снова запылали жаром — теперь от намерений. Можно было лететь домой, но я провернула истерзанные разнородным почерком листы туда, обратно… И нерешительно надорвала. Бумага разошлась с укоризненным хрустом, таким громким, что я невольно поджала голову в плечи, больше всего боясь, что кто-то опять придет. Линия разрыва смотрела с укоризной. Ощущая в себе странную упрямую решимость, я резко вырвала испорченные страницы. Хуже уже не будет! Перепишу!

За следующий час я со всей тщательностью торопливо переписала все начисто. Вестников записывала не по тому порядку, по которому они стояли, а отсортировала по первому отправлению. Сорванный край вычистила до корня, за раз усеяв свою черную юбку мелкими обрывками бумаги.

Затем полюбовалась результатом. Книга выглядела уже не так плохо.

Вроде бы. Если не приглядываться. Если повезет, Аний будет проверять не очень тщательно. Может и пройдет.

Солнце сияло еще высоко, когда я прилетела к Мари. Первый рабочий день вышел насыщенным. Я обессилела так, что еле махала крыльями. Но не полететь не могла — поделиться впечатлениями с подругой нужно было позарез. Чувствовала, если не выговорюсь, разорвет меня на клочки. Одни перышки и останутся.

Как и многие высокородные, подруга жила с родителями на дымных скалах. Мой дом, точнее дом родителей стоял недалеко, но восточнее. К ним я собиралась заглянуть позже — не сейчас, а когда все точно наладится, чтобы было, что хорошего рассказывать. Чтобы прилететь не побежденной и неуверенной, а добившейся хоть чего-то.

С Мари мы дружили с детства. Она была младше меня на четыре года, но удачливее. И хорошенькая, и чистокровная, и родители уважаемые… Отбоя от кавалеров не было, но Мари с выбором не торопилась. У нее было время.

Я рассказала ей все. Про вестников, про Данаю, камень, книгу и инструкцию. Очень хотелось, чтобы Мари охала, восхищалась и утешала. Она действительно охала, но немного не в том тоне, которого я хотела. Мою принципиальную позицию жить самостоятельно, не унижаясь ожиданием спутника, подруга поддерживала, но именно работу не понимала.

— Ну ты даешь! Вот надо ж было тебе так решиться, Кас! Хочешь жить отдельно, так живи, кто мешает? Родители тебя довольствия не лишают, любят, содержать готовы. Зачем такие жертвы?

— Потому что я хочу что-то делать. А не сидеть, — сказала я чистую правду, жадно поглощая жареный сыр, предложенный мне в качестве закуски. Пообедать на работе я забыла. Не до того было.

Мари понимающе проследила, как я цепляюсь за миску. Мы уединились в ее комнате.

— Кто тебе мешает? — повторно вопросила Мари. — Делай что-то. Готовь, рисуй, шей, вышивай, читай, небом любуйся, цветы выращивай. Стихи пиши! А ты в позу встала. Все сама! Надо же, работать! Работа не для таких, как мы. Не для красивых!

Мари звонко хохотнула, прикрыв рукой хорошенький алый рот. Говорила она, конечно, о себе. Я красивой не считалась. Какое там в мои годы…

— Работа — это привилегия, — возразила я. — Я за этот день столько узнала, сколько за год не набралось.

— Не работать — это привилегия, — мгновенно парировала подруга, которая отличалась острым языком. — А то, что ты узнала за этот день и вовсе узнавать не следует, потому что так и морщины появляются. У тебя уже есть одна, вижу.