Книга Ворон, который меня пленил, страница 92 – Екатерина Началова

Он стискивает пальцы на моих запястьях, тянет вверх, заставляя меня встать на цыпочки. Его сила мне нравится. Собственная беспомощность сладко тает на языке. Я чувствую, как груди касаются утренние подснежники — это Рейтор не удерживается, чтобы повторить то, что видел. Касания легки и от того жгучи. Затем цветы сменяют губы, пальцы. Не знаю, что атакует чувствительнее. Пульс плещется сразу в нескольких местах — в губах, в груди, внизу живота, под его рукой, где бы она не оказалась… Как такое может быть? Лицо под платьем горит.

Наигравшись, Рейтор отбрасывает платье. Рывком стягивает белье, расстегивает штаны, приподнимает и отводит в сторону мое колено — я смотрю в его глаза, он в мои, он стискивает зубы, я не сдерживаю стон — и мы сливаемся. Ноющая капля боли, облегчение, томительная пробирающая похоть, далекая от романтичных поэм, немного стыда и много бесстыдства, заливающий все черный, мои руки на черных плечах, солоноватый вкус его кожи, побеждающий жар, буря, гуляющая в его мышцах — теперь во мне.

Когда я закрываю глаза, то вижу под ресницами светящиеся точки. Они появляются, концентрируются, медленно вспыхивают и исчезают. Я слежу за светом с любопытством. Эти светлячки из-под век играют со мной.

— Ты видишь свет, когда закрываешь глаза? — спрашиваю вслух.

Вопрос устремлен вниз, потому что Рейтор лежит подо мной. Мы устроились на кушетке подсобки, постаравшись на этот раз не поднять пыль. Кушетка узкая. На ней можно разместиться вдвоем, если постараться, но я не хотела спать, поэтому улеглась на Рейторе. Он глубоко дышит, качая меня вверх-вниз, вверх-вниз… Это увлекательно. Лучше качелей.

— Вижу, — коротко произносит он.

В подсобке темно, но я почти уверена, что Рей тоже лежит с закрытыми глазами. Наверное, я не даю ему отдохнуть, но я слишком наполнена впечатлениями, чтобы спать. Я так многое могу… Могу трогать, могу спрашивать, могу молчать, могу думать и делаю все одновременно. Под пальцами мужские, тугие, бархатно-гладкие плечи, а под ними упруго перекатывается концентрированная сила. Сейчас она отдыхает, а обычно недоступный Рейтор вдруг стал моим, позволив делать с собой, что угодно. Я уже пробовала его на язык, немного покусала, пощекотала, начертила на коже узоры, расчесала пальцами волосы, поползала по нему, устраиваясь, теперь изучаю дальше — в полудреме Рейтор сносит все. Если ему приятно, он улыбается — я слышу по дыханию. Если только терпит, он задерживает вдох.

— Расскажи про свои перья, — попросила я наугад.

Я хочу говорить. Не обиделась бы, если бы он не стал отвечать или уснул, но Рейтор подчиняется. Сонный с хрипотцой голос разносится по стеллажам тихой подсобки — Рейтор рассказывает мне то, что известно немногим. Его пять перьев на пальцах — это пять шансов, чтобы увидеть свою смерть. Пять раз он может переиграть. Рейтор буднично замечает, что убить его трудно. Он не говорит точно, сколько раз умирал. Утверждает, около десяти. Я видела только одну смерть и не могу, не хочу представлять, каково это еще девять раз. Я слушаю его рассказ как страшную сказку.

Он говорит, что делает что-то тайное, запрещенное, но благое для рода. Что именно — отмалчивается. Наткнувшись на стену тишины, я решаю свернуть.

— Зачем ты заставляешь меня забывать? — мой следующий вопрос.