Книга И тут я увидела чудовище, страница 113 – Екатерина Началова

— А если дракон настолько безумен, что никакой источник на него не действует? — уточняет Ингренс.

— Ну и что... — я не даю Макрусу сказать. — Леди изначально полюбила его вместе с безумием... Даже если и нет, ей все равно...

Я замолкаю, встречаясь с серебряными глазами.

Это сказка случайно сплелась с реальностью или мы сами сплели ее? Разошедшееся было оживление спадает, все смолкают, боясь пошевелиться и сказать лишнее слово. Под лестницей воцаряется тишина, которую нарушает только дыхание. Тихо и в гостиной.

— Благодарю. Все свободны, — объявляет Ингренс, не отводя от меня взгляда.

Начинается активное шуршание, шелест, шаги и поспешные раскланивания — мои бывшие друзья стремятся как можно быстрее покинуть наш дом. Я рассеянно прощаюсь, благодарю... Недолго. Слова испаряются неозвученными — Ингренс садится рядом со мной под лестницей. Он берет мою руку в свою, и я забываю обо всех, чувствуя, как его плечо касается моего.

— Зачем ты прилетел?

Он перебирает мои пальцы.

— Захотел что-нибудь изменить для тебя.

Наши слова тихи, не громче тех пылинок, парящих в луче света. Я уже знаю, что Ингренс говорит не все.

— А еще?

— Решил сделать себе подарок на день рождения. Еще одна встреча, — он чуть улыбается и тут же сбрасывает улыбку. — Ничего не изменилось, Ри. Я все так же опасен для тебя. Как только представится возможность, я не удержусь.

Мне больно. Мне хорошо. Может мы должны выяснить отношения, должны поговорить, долго разговаривать. Я должна многое спрашивать, я, наверное, должна сердиться и... не хочу.

Гости шуршат у дверей, торопливо прощаясь, их так же торопливо провожают родители. Я опускаю глаза, слыша слабый треск ткани: острый коготь дракона безжалостно вспарывает перчатку.

— Ненавижу перчатки, — тихо произносит Ингренс. — За невозможность прикоснуться.

— Я тоже...

Его рука горяча как огонь. Палец уже залез в проделанную им прореху и касается, потирается о кожу. Затем втискивается дальше под ткань. Ещё глубже. И снова выдвигается коготь, раздирая ткань, расширяя захваченный участок и замирает нежной подушечкой на пятачке кожи. Я хочу просочиться к нему через этот пятачок, а может втянуть его в себя и не отпускать никогда.

— Ренс... — тихо произношу. — Я хочу сделать другой выбор.

— Не надо, — жестко говорит он.

— Я хочу выбрать те...

— Не надо! — обрывает Ингренс. Стискивает мне руку, поднимается и смотрит в окно. Лысая гора взирает оттуда как и прежде свысока.

— Она тебя пугала? — он кивает на гору. Солнце освещает его белоснежность, и она меняется на золото.

— Она...

Ингренс тянет меня подняться и целует мою ладонь через сделанную им прореху на перчатке.

— Идем, — коротко говорит. — Посмотришь, как она будет страдать.

Я хочу смотреть, но не хочу уходить отсюда, ведь так придется выйти из-под лестницы. Но Ингренс уже настойчиво тянет меня за собой, ведет к выходу под вопросительными взглядами родителей и оставляет снаружи. Затем делает несколько широких прыжков вперед, обращается и быстро летит к Лысой горе. Когтистые белые лапы на ходу поднимают за собой целый шлейф из вырванных с корнем клочков травы и комьев земли.

Рядом со мной молча встают родители.

Мама обнимает меня за плечи, глядя в сторону горы из-под мокрых ресниц. Отец смотрит исподлобья, переминается с ноги на ногу, нетерпеливо сжимая и разжимая пальцы. Мы вместе смотрим, как белый дракон делает круг над горой, а затем открывает пасть и впервые выпускает на нее пламя. Я не удерживаюсь от нервного смешка, а глаза настойчиво затапливают слезы, которые я стараюсь сглотнуть. Ингренс выпускает пламя снова и снова, атакуя гору так, будто она — его самый злейший враг. На горе полыхают волосы — горят деревья.