Книга И тут я увидела чудовище, страница 59 – Екатерина Началова

— Обмороки? Подозрительно... Надо взять кровь на анализ, — озаботилась спина лекаря.

Повитуха стояла рядом, переводя взгляд с меня на мужчин. Я продолжала прикрывать грудь и препираться.

— Тогда у меня просто закружилась голова от духоты. А дома... я в тот раз не поела.

— Сколько времени вы голодали? — недоверчиво поинтересовалась спина Ингренса.

— Не знаю... Полдня, — соврала.

— Вы и сегодня не ели полдня. Я ждал третьего обморока еще вчера. У вас были порядочные волнения, было изменение освещения и вот — голод. Где третий обморок, леди? — требовательно вопросила зловредная спина.

— Как часто у вас обмороки? — тут же вопросил лекарь.

Я поняла, что дело плохо. Соврать, что они бывают периодически — означает сознаться в несуществующей болезни. А сказать, что теряла сознание два раза в жизни и именно при короле, я не могу!

— Не знаю! Может раз в... год, — буркнула.

— То есть сто двадцать обмороков за жизнь? Или двести сорок? — Ингренс был педантичен.

Я удручённо промолчала.

— Наблюдение. Кровь на анализ. Тщательный осмотр, — заключили сразу обе спины.

— Леди, локоть наверх, — повторил лекарь.

Бездна...

Я некстати вспомнила, что королю можно делать все, ходить куда угодно и не соблюдать положение о чести, что значило одно: он имел право и не отворачиваться. Молясь, чтобы Ингренсу не пришло это в голову, я уже помалкивала, с тоской вспоминая о нервокрепительном.

— Грудь средняя, мягкая, уплотнений не прощупывается, — заключила повитуха.

— А бедра? — с любопытством уточнил жених, который давно не листал свою книгу.

— Таз достаточно широкий, прекрасные перспективы для деторождения, — одобрительно заключила повитуха.

Ингренс издал какой-то звук. Я — тоже, по большей части жалобный. Но с угрозой. Заждавшийся желудок тоже издал звук. В нем явственно слышалась тоска.

— Ложитесь, — повитуха показала на кушетку, накрытую белой тканью.

Глядя прямо перед собой, я с достоинством опустилась спиной на прохладную ткань, чувствуя, как меня начинает знобить — и не от холода. Нервно вцепилась пальцами в ткань.

— Ноги шире, госпожа, — спокойно проговорила повитуха, находясь около моих бедер. Хорошенько сжав зубы, я мило улыбнулась и подчинилась.

— Сколько у вашей матери детей, леди? — спросил с места лекарь.

— Один, — пискнула, чувствуя руки повитухи.

— А у бабушек?

— Один и... один.

Лекарь цокнул неодобрительно. Мой род плодовитостью похвастаться не мог, тут наша позиция была не так сильна: я — единственная дочь, отец — тоже единственный сын, а дядя Драннис — на самом деле сын двоюродной сестры матери. И тоже единственный.

Некоторое время повитуха молчала. Я морщилась, ощущая неприятные прикосновения ее пальцев.

— Не молчите, дамиса, — поторопил лекарь со стула. — Есть ли хм... внешние или внутренние признаки, дающие повод сомневаться в здоровье и возможностях деторождения леди?

Повитуха удивленно глянула на меня.

— Повода сомневаться нет... У леди нет опыта.

Послышался хруст рвущейся бумаги: Ингренс порвал страницу книги.

— Девст-вен-на, — с профессиональной невозмутимостью вывел лекарь.

После этих слов комнату до краев заполнила тишина. Повитуха выпрямилась и сдвинула брови домиком, тревожно глядя в сторону мужчин. Приподнявшись, я тоже оглянулась. Оглушительная звенящая тишина исходила от Ингренса.