Книга Пшеничная вдова, страница 117 – Данила Скит, Сумеречная грёза

Дрянь стала еще дряннее – вкус дыма изменился резко, это заметили и все остальные. Псы залаяли, но их никто не стал бить по хребту. Фиолетовый дым, валивший из чаш, вдруг почернел. В один-единственный миг, будто зоркое око Безумного узрело с небес утрату. Но боги не умели говорить, они лишь выли в арочные скалы и жгли глаза черной горечью. Фиолетовый дым стал коптить, будто его соскребли с печный стен и пустили по ветру, словно золу. Это могло означать только одно – Жрец мертв. Инаркхи оторвались от туши кита. Те, кто давил задницами песок, повскакивали с мест. Строители попрятались в свои шалаши, побросав камни и деревянные бревна. Они были научены – Жрецы не умирали сами по себе, их мог убить только сам Безумный либо тот, кто не побоялся поднять руку на его адептов. Первого быть не могло – храм только строился, Безумный сам призвал своих Жрецов к поклонению… а второе сулило смерть.

Массивная дверь в храм начала медленно отворяться, в проеме показался длинноволосый Жрец с крючковатым носом с горбинкой и бронзовым, прекрасным мускулистым телом, достойным самых красивых статуй Коршира. Белая тога, едва облегавшая его скользкий от пота торс, была подбита фиолетовой каймой. Попирая сандалиями высохшие водоросли, он сбежал по ступеням храма и быстрым шагом направился к инаркхам. Сайек уже собирал бойцов, рев его распугал всех собак. Он ругался на гул арки, на телеги, загородившие тропу, на лесоруба, махавшего руками у него перед носом и разевавшего немой рот. В конце концов ему это надоело, и он махнул топором, отрубив его голову одним взмахом так же, как и язык месяц назад, когда Жрецу понадобилась жертва в молельный огонь. Заржали кони, встав на дыбы.

– Воин! – закричал богоподобный по красоте своей Жрец, глаза его бегали по неразберихе. – Это все Воин! Я углядел его в колодце зеркал!

Эрбейен дергал за поводья лошадь, пока та упиралась, ослепленная черной копотью чаш. Невыносимый запах гари забил ее ноздри, легкие жеребца выдыхали жаркий воздух. Инаркх замер, отпустив поводья. Звериным чутьем он уловил движение, скрытое в черноте непрозрачного дыма. Он поднял голову за мгновение до того, как из тумана ночи показалась клыкастая пасть огромного волка. Псина прыгнула сверху, появившись будто ниоткуда, в одно мгновение сбив его с ног. В следующее мгновение она уже вгрызлась в его глотку, выдрав ее вместе с белесым позвонком. Хрустнула шея, брызнула кровь. Вязкая и черная, она заляпала морду Лютого, перескочившего через тело инаркха по направлению к псам у моря.

– Убить! – послышался приказ, но собаки и без того, осклабившись, накинулись на чужака.

«Убить, убить, убить!» – звенело у них в ушах, когда в небо полетела шерсть.

– Заряжай, – отдал приказ своим лучникам Льюис Индеверин, внезапно выросший у обрыва, прямо из травы. Внизу была такая суматоха, что никто не заметил невысокие фигуры, обернувшие острия стрел к небу. За его спиной рыли копытами кони, кое-кто уже ускакал вдаль. Рядом лежали разведчики с перебитыми шеями, дальше – пастухи.

Засвистев, стрелы взлетели. Неистовый ветер снес их, словно листья на осеннем ветру. Едва ли половина достигла побережья, воткнувшись в мокрый песок, несколько стрел и вовсе пали плашьмя, словно бесполезные ивовые прутья. Парни зарядили вновь и ожидали приказа. Льюис чувствовал их сомнение, готовое превратиться в страх, а их стрелы отчаянно шептали ему: «Их сердца не знают ветер, а пальцы не знают стрел. Не надо, пожалуйста, не надо. Мы не хотим встретить только песок».