Книга Пшеничная вдова, страница 179 – Данила Скит, Сумеречная грёза

Корабли Восточников прибыли через две луны.

В залив главной гавани вошли пять боевых галей с широкими полотнами нежно-розовых парусов и дюжина добротных карраков.

«Будто собрались в бой», – с уважением подумал Реборн, наблюдая, как пристает к гавани самая большая галея.

Золотая, с лазурной полосой по корпусу. На парусах гордо реяла крынка молока в объятьях острого серпа-полумесяца. «Золотое вино» имело длинный, словно у меч-рыбы, нос и непомерную гордость.

– Не сочтите за оскорбление, король Реборн Блэквуд, – склонил чалму из бело-синей парчи посол Джарум Аммарис, – Такие предосторожности продиктованы исключительно страхом. Да, мы вас боимся. Но ведь где страх, там и уважение, – улыбнулся он. Реборн уловил лукавство в его улыбке, но для этого не пришлось напрягать струны души – восточники жили с надеждой обмануть саму хитрость.

Вышколенные плотники Восточников за час собрали большой помост из лиственницы, водрузив стол, уставленный явствами. Здесь был и пурпурный виноград из королевских садов Коршира, и копчёные куропатки с апельсиново-горчичной коркой, и гора пугливых устриц. Редкий деликатес водился только у восточных берегов и был привезен не случайно. Водяные сети преодолели тысячи лиг – далеко не каждому удавалось догнать мелкотню не больше женского мизинца, дающюю деру при малейшей опасности. Устричных дел мастера постарались на славу, чтобы дань уважения сравнила методы предосторожности восточников. Устрицы обложили золотыми цветами, инкрустированными яркими рубинами. Стол ломился от вина. Дурманящий аромат молочного локо не мог унести даже старательный бриз.

– Если ваши корабли до сих пор в гавани, значит, я не счёл это оскорблением, – строго сказал Реборн, откинувшись на спинку высокого кресла, – Очень надеюсь, что не буду так считать и по окончании встречи.

Джарум Аммарис скользнул за стол, совместив движение с поклоном. Изящное тело его изогнулось, словно ивовая ветвь в руках стрелка. На загорелом поджаром теле теплилась жилетка тонкой расшитой парчи, надетой, видимо, исключительно ради приличия. Глаза чернели черной подводкой, сквозь которую блестели черные опалы зрачков. Широкие шаровары Реборн заприметил сразу, они не вызывали у него доверия с самого начала, впрочем, как и гладкое, напрочь лишенное всяких волос лицо с остро очерченными скулами.

Скрывающий солнце шатер мелко трепыхался от порывов ветра. Два золотокожих юноши, тонких, как девчонки, возвышались над послом с длинными опахалами в руках. Медленные движения тонких рук создавали обманчивое спокойствие. Ветер вполне справлялся с их обязанностями, но никто об этом им не сказал.

– И я, и шахдар Аралим уверены в крайне дружественном окончании встречи, – Джарум улыбнулся, и улыбка его была слаще летнего меда. Слишком много улыбок, слишком много лести, слишком много даров привезли восточники – это было не похоже на тех, кто чувствовал преимущество или оставался на равных, тут явно что-то не так, догадался Реборн. Серый бриллиант размером с перепелиное яйцо был тому подтверждением. На всем континенте не сыскать подобной драгоценности, а восточники принесли его в дар, даже не заручившись никакими гарантиями, – Попробуйте этот локо. В начале сезона всегда самая изысканная партия. Удивительно, правда? Обычно вино чем старше, тем ценнее, а у нас совсем наоборот, – Джарум прикрыл алый рот ладонью тонкой и длинной, словно лист амариллиса, чтобы скрыть неуместный смешок, – Скажу по секрету… кое-кто в Коршире опаивается прямо из-под отжимок. Потешное зрелище. Но как иначе познать всю полноту вкуса?