Книга Невинная для двух альф, страница 41 – Даная Иная

— Ты чего, детка?

Я что-то бессвязно пролепетала я, не зная, как описать словами свои чувства. Как объяснить, что для меня все это впервые. Что мне страшно от непонимания, что и как будет дальше. Особенно учитывая, что их двое, а я одна.

Но Леон понял.

— Не бойся, крошка... Сейчас...

Я едва успела сделать вдох, как Леон склонился еще ниже. Его дыхание обожгло кожу. Ощущение было странным. Я даже зажмурилась от смущения. От того, что он видит и трогает все, что прежде было только моим.

Однако коснулся Леон, вопреки ожиданиям, не моих жаждущих складочек, а внутренней стороны бедра. Провел языком — легко, почти невесомо, — а потом прикусил кожу. Не сильно, но достаточно, чтобы я вздрогнула.

Резкий, колющий укус обволок болью и нежностью одновременно. Вот так Леон оставил свою метку. А в следующий миг боль расцвела глубоким сладким теплом.

— Готово, — шепнул Леон. Лизнул по оставленной метке, как будто хотел ее — или меня — утешить.

Но я не успела понять, как мне с этим быть, как передо мной возник Тихон. Его грудь тяжело поднималась и опускалась, взгляд был темный, почти звериный. Он взял мое лицо в ладони, задержался, ища что-то в моих глазах. Я не знала, что он там нашел — видимо, согласие. Потому что в следующее мгновение прижался губами к моей шее.

В этом прикосновении было меньше ласки, больше уверенности и силы. Тихон не ходил вокруг да около. Он осознавал, чего хочет — и что имеет на это право.

Он поцеловал сначала одну сторону моей шеи, потом другую. И наконец остановился. Вонзил зубы чуть выше ключицы.

Получилось больнее, чем у Леона — плотнее, глубже. Я почувствовала, как кожа растягивается под его прикусом, как тепло вспыхивает по всему телу, разливаясь волнами до кончиков пальцев.

Тихон оторвался от моей шеи и посмотрел на след — не знаю, увидел ли в рассеянном освещении, исходящем от фонарей. Затем тоже лизнул метку.

— Теперь ты точно наша, — тихо сказал он. — Слышишь? Наша.

Это была правда. Я отдалась им обоим: целиком, без остатка. И, кажется, впервые не испытывала от этого страха.

И тут Леон снова подался к моей промежности. Его язык задвигался по складкам, пробуя, проникая. Я никогда бы не подумала, что это может быть так... приятно. Так безумно, ярко, неописуемо. Казалось, весь мир сузился до этих движений, до того, как все внутри сжимается, трепещет, подбирается к краю.

Пальцы и язык Тихона работали в идеальном такте с касаниями Леона. Тихон скользил по соскам, ловил их губами — то чувственно посасывал, то слегка прикусывал.

Ощущение нарастало: огромная волна приближалась ко мне, собиралась накрыть с головой. Это переживание было необъятным для моего тела. Я выгнулась, схватилась за плечи обоих, вцепилась ногтями в кожу.

И вдруг прикосновения снизу прекратились. Взамен мягкого тепла языка я ощутила нечто другое — жесткое и твердое.

Я распахнула глаза — и все на секунду оборвалось. Во мне уже был Леон. Не до конца, конечно. Но этого хватило, чтобы я вскрикнула: меня будто пронзили насквозь раскаленным прутом. Он был невозможно большим, а внутри у меня — тесно, несмотря на влагу.

Слезы потекли по щекам сами собой. От боли, от растерянности, от того, как странно и сильно это ощущалось.

— Сейчас, маленькая... — быстро зашептал мне Тихон, прижимаясь к щеке губами. — Потерпи, родная, скоро не будет больно...