Книга Мы сделаем это вдвоём, страница 102 – Салма Кальк

- О да, ваше высочество, - его в последние годы чаще звали генералом Монтадором, нежели принцем Роганом, по его владениям и по званию.

Но для меня он – брат короля, который уже сколько лет меня не любит. И что, готов переступить через свою нелюбовь?

Оказалось – готов. И весьма вежливо изложил мне, что в армии очень неспокойно. Вороватые и бездарные командиры, получившие свои должности по протекции, потому, что принадлежат к определённым семьям, потому что так можно кормиться за счёт казны – сущее бедствие, это нужно менять. А Вьевилля, Саважа и его самого на все спорные и неприятные случаи не хватает. И было бы неплохо, если бы король прислушался.

Я смотрела на него и понимала – безусловно, он прав, но… король не станет слушать. И честно ему об этом сказала. Что даже и упоминать не буду, потому что король сердит на брата после их встречи на прошлой неделе, и ещё не остыл, хоть внешне и совершенно спокоен. Принц пожал плечами и откланялся.

А ещё через неделю боль уложила короля в постель, и де ла Мотт сказал – не вставать. Отменить важные встречи, хотя бы на несколько дней. Потом, если станет легче – будет видно, назначать заново или нет.

Это было странно, потому что в целом Роганы отличались отменным здоровьем, болели мало и жили долго. А королю исполнилось всего лишь пятьдесят пять лет. Но де ла Мотт отрицал отравление или какую-нибудь магическую атаку – он говорил, что ничего такого не видит, только непонятный ему износ сердца.

Королю пришлось смириться и лежать, а я сидела подле него. Принц Луи попытался изгнать меня из спальни отца, но тот пригрозил лишением наследства – пока ещё он может это сделать, и поскольку ничто другое принца никак не трогает. Принцу пришлось смириться.

Эти дни… Семь дней, всего семь дней. Мы были вместе, мы вспоминали всё то хорошее, что было у нас. И я до сих пор благодарна господу за то, что оно было. Потому что… Это мой неумный сын мог сказать, что лучше был он был сыном какой-нибудь простой и скромной женщины, нежели забывшей себя королевской фаворитки. А на слова о том, что у скромной простой женщины он бы вырос вовсе не в королевском дворце, а где-нибудь в простом и скромном доме, и никак не смог бы стать другом его высочества Франсуа, и быть своим в компании молодых магов – простеца туда бы иначе не взяли, он только фыркнул. Что ж, такова жизнь. Не только лепестки роз, но и шипы. Постоянная ненависть и недовольство – и такая любовь, которой иначе не было бы, и быть не могло.

Луи скончался ночью. Я подозревала, что как только об этом станет известно, меня выставят из дворца тут же, и сделала то, чего, может быть, делать и не следовало, но – я хотела иметь при себе возможный козырь при разговорах со всеми этими принцами, и старшим, Анри, и младшими, один из которых сейчас стал королём. И я взяла из тайника, о котором знала, и который от меня не скрывали, один из фамильных артефактов Роганов – книгу заклинаний, которую писали уже века три, наверное. Без крови Роганов она совершенно бесполезна, но я полагала, что без весомого аргумента меня даже на похороны не пустят.

Книга имела на обложке герб, и я знала, что на него нужно уронить каплю крови, тогда она раскрывалась и что-то показывала. Я уже почти три десятка лет не была магом, но взяла брошь, проткнула палец иглой и уронила каплю крови на герб. И к моему огромному удивлению, книга сделалась невидимой на моей ладони – хотя я ощущала её размеры и вес. Вот и славно. Книга исчезла во внутреннем кармане платья, а я вытерла слёзы и позвала Фелисьена.