Книга По щучьему велению, по Тьмы дозволению, страница 52 – Евгения Преображенская

— Угощайся, молодец, — хрипловато пропела женщина, подливая в кубок резко пахнущей мутной жидкости. — Не робей.

Инальт, сидящий за столом, сжал зубы. Он изо всех сил боролся с тошнотой. Вздохнуть было мерзко, не то, что прикоснуться или надкусить угощение. С веками нестиранной скатерти на пол падали и разбегались жуки-падальщики, кожееды, чешуйницы.

Ещё недавно царские яства теперь превратились в вонючие помои. Каравай и пироги поросли сине-чёрной плесенью. В жареном мясе копошились белые опарыши. Яблоки, груши, виноград источили гниль и парша.

— Ты прости, добрая хозяйка, — выдавил Инальт. — Несъедобно это для меня…

Рыжеволосая женщина возмущённо заохала, ну совсем как обычная хозяюшка, стряпню которой не оценил глупый муж. Она уселась за стол напротив него, сложила руки, уставилась на гостя.

— Зачем ты мучаешь меня, госпожа? — обратился к ней Инальт. — Зачем сковала по рукам и ногам колдовством?

— А ты зачем явился в дом к одинокой женщине? — возмутилась она, отламывая кусок косички от каравая, изламывая в руках плесневелое тесто. — От вас, мужчин, добра не жди, знаю я! Натерпелась по юности…

— Твоя правда, — признал Инальт. — Много подлости в людях. Часто мужчины, пользуясь своей силой, обижают женщин…

— А женщины не лучше, потакают им в этом, — хозяйка скривила губы. — Приходят, просят у меня помощи… Одним приворот нужен, другим от ребёночка избавиться, третьим — от мужа, от завистницы, от свекрухи, соседки, соседской кошки… — женщина взвизгнула, взгляд её заметался, будто обозревал прошлое. — А я, глупая, помогала… всем помогала! — всхлипнула она. — Я травы собирала, невзирая ни на жару, ни на грозу… Когда нужно было, зимой шла, снег копала, лёд ногтями ковыряла. Я варила зелья. Я плела чары. Просто так, ради добра… Мне ведь многого не нужно… Я не брала ни монет, ни подарков. Уважение и благодарность — этим сыта была.

— Что же случилось? — нахмурился Инальт.

Женщина вздохнула, улыбнулась. Юноше показалось, что в её сухом бледном лице появилось даже что-то человеческое, нежное, по-настоящему женское.

— Полюбила я одного витязя… — вздохнула хозяйка. — Такой уж он был… Ах, не описать. Высокий, стройный! В плаще алом на широких плечах, в кольчуге, что как чешуйки у змеи, да золотые. Целовать его хотелось, обнимать. Всё, что могла, делала…

— Ты лечила его? — догадался Инальт.

— Ну да, ко мне ведь на окраину никто не приходил просто так, — женщина поморщилась обиженно. — Сколько мы говорили… Миловались всласть… Долгие дни, месяцы… А потом, — она вздрогнула, точно сильная боль пронзила тело, — он сказал, что я не человек. Что я не могу подарить ему сына. Я — проклятая ведьма…

— Мне жаль… — прошептал Инальт.

— Но я же могла, — хозяйка вдруг подняла на него глаза, безумие вспыхнуло на самом их дне. — Я стольким женщинам помогла разродиться, стольких деток во чреве спасла, после рождения выходила… Уж кто-то из них мог одолжить мне ребёночка? А⁈ Нет! — она расхохоталась. — Но я сама взяла… Ненадолго, поиграть. И оставила у матери колоду, окутанную чарами… Глупая и не заметила бы! А он… мой любимый… Он взял ребёнка и… — женщина задрожала, затряслась. — Он думал, что это полено…

Инальт стиснул зубы. Теперь его тошнило от слов хозяйки, от её истории, от её искренней веры в свою правоту, от дел рук того «витязя».