Книга Неладная сила, страница 36 – Елизавета Дворецкая

– К Параскеве пойдем, – сказал Куприян, когда они с Устиньей проходили через сумежское предградье, к старинному валу, за которым начиналось Погостище – самая старая часть поселения, помнившая еще княгиню Ольгу.

Устинья кивнула. В гостях у Демки никто из них, ясное дело, не бывал, где искать его или Мавронью, не знал. Зато двор бабы Параскевы напротив Власьевой церкви знали все, у нее бывали и Куприян, и Устинья, когда, еще при отце Касьяне, приходили на праздники к пению. Двор принадлежал к церковным – на нем жили Власьевы дьяконы. Но после смерти отца Диодота на смену ему никто не явился, а с прошлого лета и сам поповский двор возле церкви остался без хозяина, теперь там сидела Еленка, вдова отца Касьяна.

Всю дорогу, пока шли от Игорева озера у Сумежью, светило солнце, и от недавнего снега уже остались только пятна влаги на траве и прошлогодних листьях. Потеплело, Устинья скинула платок на плечи. Жители Сумежья, тоже радуясь долгожданному солнцу, повылезли из домов, и появление барсуковского знахаря не могло остаться незамеченным.

– Смотри, смотри! – раздался позади женский крик, пока Куприян с племянницей шли к воротам вала.

Они обернулись на испуганный голос – какая-то баба охнула и спряталась за ворота. Встречные, хоть и отвечали на приветствия Куприяна и легкий поклон Устиньи, смотрели неуверенно, тревожно. Иные при первом взгляд на них шарахались, стучали костяшками пальцев друг об друг – для отгона сглаза – и шептали: тьфу тебя! Куприян косился на племянницу: а я что говорил? Устинья шла невозмутимо, улыбалась и кланялась, как всегда. За пазухой у нее торчал пучок сине-голубых пролесок, и на цветы люди тоже поглядывали с испугом. Многие узнали «урочную траву», и понятно было, кому и почему Устинья ее несет.

В обычное время до Демки никому не было особого дела – лишь бы сам никого не трогал. Но его хворь после встречи с барсуковским знахарем через Мавронью стала известна сперва бабе Параскеве, а через трех дочерей старушки весть живо разлетелась по Сумежью. Старшая Параскевина дочь, Неделька, была замужем за Ефремом и точно знала, что Демка после той ночи в Барсуках пришел на работу больной и день ото дня хворал все сильнее, пока вовсе не слег. Чем нелепее слух, тем охотнее он передается; по этому же закону молва, связавшая имена Демки Бесомыги и Устиньи-богомолицы, за день-другой овладела умами и уже повторялась как истинная правда. Год назад все ждали, что к Устинье посватается новгородец Воята, тоже из поповских детей. Вот был бы достойный для нее жених, с этим никто не спорил. Но Демка? Не того он поля ягода. Страх перед порчей и любопытство к такой несуразной связи возбуждали сумежан, уже растревоженных известиями о каменном идоле и нетленной покойнице.

И вот знахарь с племянницей идет в Сумежье сам! Когда Куприян с Устиньей вышли на единственную площадь погоста, к Власию, там уже кольцом собрался народ. Залезли даже на высокое крыльцо запертой молчаливой церкви – оттуда лучше видно. Баба Параскева стояла возле своих ворот, в окружении четырех из своих семи дочерей; старушка выглядела, как всегда, приветливо и невозмутимо, дочери, все выше ее ростом, вид имели настороженный и даже боевитый. Не устрашенная этим, Устинья хотела подойти к ней, но им навстречу вышел Арсентий, староста Сумежья. За ним следовал Ефрем – судя по виду, прямо из кузни, Павша, Ильян, старики Савва и Овсей, еще кое-кто из мужчин. Ефрем, ладный мужик, выглядел хмуро и на Куприяна воззрился без приязни.