Книга Знамение змиево, страница 126 – Елизавета Дворецкая

Воята помедлил. Чем больше он узнавал о тех давних делах, тем меньше хотел в них вмешиваться, – и тем лучше осознавал, что просто так его они не отпустят. Духи Дивного озера вцепились в него сотней невидимых лап.

– Я для этого с тобой увидеться хотела. Сперва, осенесь, думала, он тебя прислал про Апостол меня попытать. Да и многие искали книги Панфириевы, только мало кто свою голову при том сберёг. А как пошла в людях молва, что ты Панфириеву Псалтирь раздобыл, тут я смекнула: парамонарь в Сумежье не простой. – Еленка улыбнулась немного насмешливо. – Может, тебя Бог послал от напасти нашу волость избавить.

Воята молчал. «Аще сыщется муж честен и храбр», начертал в Псалтири старец Панфирий. Пока тот не явился, дело не сладится. Но Воята, хоть и не числил себя тем храбрым мужем, чувствовал невольную обязанность проложить ему путь. Ведь и впрямь – не просто так же ему далась в руки Псалтирь и раскрыла свою тайну, которую таила более двадцати лет, если не все двести. Может, если он сумеет собрать все три древние корсуньские книги, тогда тот молодец, похожий на Архангела Михаила с иконы, и явится?

– Я тебя на след наведу, – неспешно, будто ещё раздумывая, продолжала Еленка. – Но и ты мне услужи.

Воята исподлобья вопросительно взглянул на неё. Все хотели от него службы. Он им что, подряжался?

– Была у меня дочь… – Еленка ещё понизила голос, будто укачивала младенца. – Тёмушка… Единое чадо мое. Да всё он… взревновал однажды. Ей всего шесть лет и было, крошечка девочка. – Еленка опустила голову, и сердце Вояты пронзила жалость. – Он… попрекал меня всё… Страхотой… что я за него идти хотела. Как родилась она, сказал, не его дочь, а Страхотина. Я говорю, как можно, если Страхоты три года на свете нет! А он, мол, огненным змием к тебе ночами летает, как у них, бесов, водится… Пусть бы, говорит, леший забрал её, бесову дочку… И вот… как сказал он, вихрем пронеслось через двор… и нет её. Пропала. Леший забрал. Он с родительского проклятия забирает, а тут проклятье-то сильное было. Единой моей радости меня лишил, окаянный. Тогда я и сказала, что хоть утоплюсь, а жить с ним больше не буду. Ушла. Он было ходил сюда, воротиться уговаривал. Да я не пойду, хоть он меня озолоти. А теперь она уже взрослая совсем. В пятницу перед Петровым днём сравняется ей восемнадцать лет. Если не сумеет никто её воротить к людям, леший её в жены возьмёт, и тогда уж никакой надежды… Сумеешь её вернуть мне – я скажу, куда Апостол Панфириев подевался.

Еленка подняла на Вояту взгляд – пристальный, ожидающий, с затаённой тоской и надеждой.

У Вояты всё поплыло перед глазами. Встала перед ним просторная изба, ярко освещённая пламенем множества свеч. Нарядное убранство, блестящая на столе посуда, угощение такое, что боярин Нежата Нездинич не погнушался бы. И в дальнем, тёмном углу она… Этот же взгляд…

Голова шла кругом, и Воята вцепился в лавку. Вот почему дева в призрачной избе показалась ему чем-то знакомой – чертами лица она напомнила ему Еленку, с которой он тогда уже был знаком. Он не сообразил, где видел эти черты: Еленка голубоглаза и светлоброва, а у той девы коса была тёмной, брови чёрными, глаза… пламенными. Но теперь он не сомневался.

– Ну, возьмёшься? – спросила Еленка, пытаясь разбить его каменное потрясённое молчание.