Онлайн книга «Знамение змиево»
|
Не в пример новгородским храмам, у Власия хора обычно не бывало. В редких случаях, когда большая толпа собиралась на великие праздники – Власьев день, Никольщины, Рождество и Пасху, – хор составлялся из Вояты, бабы Параскевы и её семи дочерей с их старшими детьми. Баба Параскева выучилась петь в молодости, когда была замужем за дьяконом, и учила своих детей, а теперь и Воята наставлял их, как поют в Новгороде у Святой Софии. Любопытно – а Еленка умеет петь в церкви, успел подумать он, настраиваясь, чтобы петь «Волною морскою…»[57]В отдалённых бедных приходах поёт обычно попадья с детьми, а Еленка, сама поповская дочь, должна была с детства выучиться, как Неделька с Анной, Марьей и Соломией. – Волною морскою скрывшего древле гонителя мучителя под землей скрыша спасенных отроци… – запели Неделька с сёстрами. Больше Воята о своих делах не думал: все мысли исчезли, душа вслед за высокими голосами, несущими её, будто золотые нити, устремилась куда-то ввысь. В памяти возник купол величественной Софии новгородской, святые в ярких одеждах, нарисованные на её столпах один над другим и уводящие взоры за собой, всё выше к небу, и сам Христос, взирающий из-под купола вниз, на людей. И как ни темна, тесна и бедна была сумежская церковь, меж её бревенчатыми стенами жила та же Господня сила, и казалось, не столько от множества свечей, сколько от высоких голосов разливается по ней свет. От ощущения близости Бога просились слёзы на глаза, восхищение распирало грудь, и возникало чувство причастности к этой силе, чувство непобедимости. «Аще Бог по нас, кто на ны?»[58] * * * Только к вечеру Светлого Воскресенья, в первых лёгких сумерках, Воята выбрался из Сумежья. За пазухой он нёс своё сокровище: яйцо, выкрашенное луковой шелухой в буровато-красный цвет. После службы баба Параскева первой подошла к отцу Касьяну, чтобы поздравить с Христовым Воскресеньем; она дала ему яйцо, он – ей. Воята наблюдал за нею, не чуя земли под ногами, и не удивился бы, если бы в руках Параскевы белое яйцо само собой окрасилось бы в красный. Это яйцо, «первохристосованное», обладало самой могучей силой из сотен красных, жёлтых, медных яиц, которыми обменяются крещёные в Великославльской волости. Обычно первое полученное в этот день яйцо оставляют как лучший оберег дома и домочадцев на весь предстоящий год, но Воята выпросил его у бабы Параскевы, едва смог к ней подойти. Опередил даже её родных дочерей и внуков. Ему требовалось именно это яйцо – дело его было самым трудным и самым важным. Заполучив его, Воята чувствовал, как будто за пазухой возле взволнованно бьющегося сердца у него лежит тёплое, округло-продолговатое, буровато-красное зерно нового лета, нового солнца, самого мироздания, заключающее в себе ещё непроявленные, но поистине необозримые силы. Ещё немного – и золотые лучи просочатся сквозь скорлупу. Сумежане сейчас сидели за столами в избах, угощаясь крашеными яйцами, куличом, солёной рыбой, жареным гусем, поросёнком. У бабы Параскевы пировали все её дочери с мужьями и детьми. Поначалу Воята сидел с ними, потом за ним пришли от Арсентия, просили пожаловать, порадовать народ игрой. Исчезни он с трапезы, это не осталось бы незамеченным. Только теперь, когда народ подзахмелел, а семьи перемешались, можно было надеяться, что его скоро не хватятся. Воята торопливо прошёл через Погостище, на посад, а оттуда уже знакомой тропой по мостку за овраг и на жальник. Вечерний воздух был прохладен, напоминая, что до летнего тепла ещё порядочно, но сквозь прошлогоднюю блёклую траву уже вовсю лезла молодая, а средь веток словно клубился зеленоватый дым. И не оглянешься, как вдруг эта прозрачность исчезнет, а дым обернётся плотным покровом шелестящей свежей листвы… |