Онлайн книга «Знамение змиево»
|
Воята просматривал один лист за другим, уже примерно зная, что искать, но везде были ровно выписанные чёрные строки апостольских посланий и между ними заголовки красным. Некоторые страницы явно пострадали от мышей. «Во дни оны, отверз Петр уста, рече…» Иоанн Богослов… К римлянам послание святого апостола Павла… «Братие, слава и честь и мир всякому делающему благое…» Ничего особенного. Уже не вчитываясь, Воята в нетерпении скользил глазами по полям страниц с боков и снизу, но там было пусто – если не считать пятен воска и лохмотьев оборванных краёв. Иногда под густыми отпечатками пальцев ему мерещились какие-то письмена, но, вглядевшись, он обнаруживал просто царапины. Полистав с четверть, Воята поднял глаза. В лес незаметно пришло утро, вовсю голосили птицы, на заброшенную поляну падали солнечные лучи, и в этом свете она казалась обычной поляной, каких в лесу тысячи. Свежий воздух от запаха влажных трав казался плотным, как вода; его хотелось вдыхать всей грудью, да только берегись, как бы не захлебнуться. Есть ли в книге что-то важное? Апостол был спрятан всего-то восемь лет назад, до того он двести лет хранился у Власия, по нему служили и отец Македон, и отец Ерон, и отец Горгоний, и отец Илиан – или кто там был до Ерона? Если не все они, то многие разумели грамоте. Будь здесь Панфириевы писания – их бы видели десятки попов, дьяконов и парамонарей. Никаких тайн здесь не может содержаться. Но отец Македон что-то такое здесь нашёл. Не зря же Еленка сочла книгу опасной. Сама она в грамоте ступить не умеет, в чём опасность, не ведала. Но что-то должно быть… «В субботу по Воздвижении…» «Братие, ихже око не виде и ухо не слыша…» «Братие, послах к вам Тимофея…» Воята всё листал; глаз было зацепился за знакомое имя, и он спешно вернулся назад, но вчитался и вздохнул: это всё были Павловы послания к коринфянам, содержавшие строку «Прииду же к вам, егда Македонию прейду: Македонию бо прехожду…» Ближе к середине Воята зажмурился и потёр усталые глаза. Как сказал Павел, «сеяй скудостию, скудостию и пожнет». Оценив, сколько ещё осталось, Воята бережно перевернул книгу задней обложкой вверх и открыл сразу последние листы. И сразу увидел. От вида неровных строк, втиснутых над последними строчками «Посланий ко евреям», Вояту бросило в жар. Но это не Панфирия рука, и чернила другие, хотя тоже старые. Два листа, на которые он смотрел, выглядели куда свежее других, даже по цвету сильно отличались от прочих, более тёмных. По краям страниц, довольно ровным, шла жёлто-бурая полоса. Удивившись, Воята потёр её пальцем – на влажном воздухе ощущалась некая липкость. Эти два листа были склеены. Кто-то давным-давно склеил два последних листа, так что самого последнего никто не видел невесть сколько лет. И, должно быть, отец Македон первым эту запись обнаружил. Одолевая дрожь волнения, Воята стал разбирать неровные буквы. Оставивший запись был в грамоте ещё слабее Панфирия. Начиналось всё со слова «рече», но конец его был столь грязен, что писавший, похоже, пытался переправить его не то на «рек», не то на «рекше…» Дальше шло чьё-то имя – Нечайко, сын Шатунов… или Шалунов… Или Малунов. Этот здесь при чём? Он кто вообще? Потом Воята увидел знакомое слово «пятница» и стал вчитываться ещё тщательнее. Ага, это обозначена «пятница 2-я по Пятидесятнице» – та самая Девятуха по бабьему счёту! |