Онлайн книга «Знамение змиево»
|
Это оно! Глубоко вдохнув, Воята откинул голову и устремил взгляд на лес, стараясь успокоиться. Пятницы, святые пятницы, бабьи богини. То ли писавший боялся, что не уместит всё необходимое, то ли просто не умел писать иные слова полностью, но менее опытный чтец половины не разобрал бы. Вместо «азъ» было «а», все обозначения речи шли как «ре». Знакомое «звезда» выглядит как «звеза». «Гла ко мне гла…» Неведомый писатель привык в церковных книгах читать слова под титлами, но тут усомнился, в каком из двух слов поставить на конце «аз», а в каком – «юс малый», и пытался переправить, что вышло совсем невразумительно, но Вояту осенило: «глас ко мне глагола». «От нбс огм» – «от небесе огнем»… Если бы Воята не знал, какого рода сведений тут искать, он бы ничего не понял в этой путанице. Постепенно прояснилось: некто Нечайка, Шатунов (или Малунов) сын, рассказал… кому-то своё видение, схожее с видением Панфирия и с рассказом Еленки о вечере смерти её отца. «Рече ми, – это «ми», то есть «мне» начертал неведомый писатель, но явно не Панфирий, – Нечайко, сын Шатунов: в пятницу 2-ю по Пятидесятнице виде на озере видение дивное, знамение явися змиево на небесах, аки звезда великая, сошед превеликий змий от небесе огнем и бысть яко дым по земли, и ужасошася вси людье…» «Говорили, что та звезда – знамение змиево в небесах, – только вчера сказала Вояте Еленка, – аки звезда великая, сходит змий превеликий от небес огнём…» Здесь описано то же самое. Но эту надпись не мог сделать отец Македон и вообще никто после того вечера, о котором говорила Еленка. Македон в тот же вечер расстался с жизнью, Апостол после того никто в руках не держал, кроме Еленки, а она неграмотна… «Не в первый раз, – ночью сказал ему Страхота. – Это в третий раз… В последний…» Выходит, тут описано более раннее явление змиева знамения над озером… Первое. Самое первое. Второе узрел сам отец Македон. И понял, что это значит, поскольку прочёл вот эту запись. Воята снова вгляделся в неровные буквы. «Явися из воды цепь золотая превеликая». Это что-то новое. Про золотую цепь не писал и не говорил ещё никто. «И голос ко мне глагола и рече: потягни же цепь сию по твоей силе, град велик и славен из вод извержен будет…» В изумлении Воята уставился невидящим взглядом на лес. Не замечая человека, застывшего на крыльце давно покинутой избы, по поляне скакали белки, перепархивали птицы. Кружили две бело-жёлтые бабочки, будто два лепестка, подхваченные ветерком. Блестели под солнцем последние капли быстро сохнущей росы. «День озарит, и денница воссияет в сердцах ваших…»[71] Так вот как град из вод будет извержен! По золотой цепи, что выйдет из озера под змиевым знамением! «Смеся Нечайко…» Что? Смеялся? Тут захохочешь… «Страхом велим…» Нет, это не «смеялся», а «смятеся» – смутился, испугался. «Паде он на лице свое и к гду моляче: гди помилуй. Внеда же въста, не видяче ничего. Аз, поп Хоритан у Власия, сие писа, не вемь, от бга ли волхования ли…» На этом запись кончалась. Воята опять глубоко вдохнул, втягивая столько воздуха, что грудь едва не лопнула. Теперь уж всё. Поп Хоритан у Власия… Этого имени Воята ещё не слышал меж имён прежних сумежских попов. Видно, жил тот слишком давно, чтобы даже памятливая баба Параскева о нём знала. |